Озеро призраков

Любопытнов Юрий Николаевич

Я понимаю детским чутьём, что за этими словами таится что-то более интересное и прошу деда рассказать про старушку-лесовушку,

— Рассказать? — оборачивается дед и спрашивает: — А слушать будешь?

Я только киваю и крепче хватаюсь за берёзовое бревно гнёта.

Дед ослабляет вожжи и начинает рассказ. Голос у него тихий, но слышный.

— Живёт эта старушка в наших местах. Дом у неё из корья, крыша из бересты, глядит на поляну, а где та поляна никому не ведомо. Бережёт старушка цвет красоты дивной и силы тайной. Голубые листья кольцами свёрнуты, соцветие — шар из лепестков, как шестопёр.

Цветёт утром — огненно. Кто найдёт этот цветок, тот будет владыкой природы, познает язык затаённый и леса, и трав, и вод, и трясин. Но старушка зорко следит за цветком и близко к нему никого не подпускает.

— А почему старушка такая злая, что не подпускает никого к цветку? — спрашиваю я.

— Старушка не злая, да в плохих руках этот цветок беды неминучей может наделать. Вот и поставлена она к нему стражем денно и нощно.

— А когда он цветёт? — опять спрашиваю я.

Дед перекладывает вожжи из одной руки в другую, удобнее устраивается на сене:

— Доподлинно день заповедный неведом, не оставили о нём памяти старые люди. Но говорят, надо идти за ним в июньские дни, когда заря окликает зарю, когда одевается в цвет рябина. И не во всяком лесу надо искать цветок заветный, а в том, в каком и солнце и темень одновременно. Ступай за иволгой, когда услышишь её посвист. Три раза прокукует кукушка. Идёшь — место ровное, будто вода в озере в безветренный день. То мягкие, мшистые кочки, то — урочища болотных влаг. А то вдруг лес пойдёт чёрный, еловый, по овражинам, по пригоркам, под ним и трава не растёт, на сучке того и гляди, глаз оставишь. Это лес, как засека стоит на пути. Бережёт, значит, места заветные.

Я внимательно слушаю деда и представляю, как старушка отпугивает охотников за цветком, какие препятствия чинит им по пути к заветной поляне.

— Идти надо рано, с рассветом, — вяжет рассказ дед. — Цветок питают туманы, а силу и краски даёт солнце. И он цветёт, как солнце появляется и до схода утренней росы. Потом цветок смыкает лепестки и становится невзрачным, незаметным. Старушка-лесовушка будет зорко за вами следить. Упаси вас Бог причинить вред лесному населению — не полюбит вас старушка, не покажет цветка.

Дед концом вожжи хлестает остановившуюся было лошадь и продолжает:

— Старые люди говорили, что в незапамятные времена показала цветок старушка бедному незадачливому крестьянину за любовь к лесу. И что ты думаешь? С тех пор жизнь его переменилась — краше стала, нарядней. Поля тучнеть стали, заря каждый день играет, дождик вовремя землю мочит, закрома от хлеба ломятся.

За беду то стало людям богатым. Оказывается, не только у них богатство будет, но и у голи, людей неименитых. Был как-то несчастливец в лесу, подследили они за ним, подсмотрели, где цветок заветный растёт, и вырвали его.

Но не дал им цветок волшебный богатства. В худых руках не приносит он удачи. В одночасье сгорела вся деревня дотла. Огонь ведь не разбирает, где бедный, где богатый — крушит всё под чистую. И цветок тот пропал — не нашли его.

Несчастливец снова искал ту старушку, да не увидел. Не захотела, видно, вдругорядь показаться ему. Так и повелось с тех пор: ищут цветок, да не находят.

Дед трогает остановившуюся лошадь, щипавшую траву. Его слова становятся всё глуше, голос тихнет и пропадает. Лошадь испуганно

тащит телегу и беспокойно прядает ушами, будто прислушивается. Вот остановилась как вкопанная, замерла. Три раза прокуковала кукушка. Впереди — полянки с купальницей, озарённые солнцем.

Хочется открыть глаза. Они закрыты, а видишь всё. Чу, вроде шёпот прошёл по траве. Туманом выбежала из-за кустов старушка-лесовушка, в руках пучок сон-травы — дремлика пахучего. Обежала поляну. Дурман сон-травы пьянил и тяжелил голову, забытье укачивало волной речной… Спит на возу дед, выпустив вожжи из рук, стоя спит лошадь, передёргивая во сне кожей.

Старушка появилась возле воза. Она маленькая, в голубом платке и голубом сарафане, на котором горят редкие выпуклые цветы на тонких ниточках стеблей. Старушка манит меня пальцем. Я спрыгиваю с воза.

— Ты зачем пожаловал в мой лес? — строго спрашивает она меня и пристально глядит в лицо. Глаза у неё голубые, как её сарафан, совсем не старые и добрые.

— Хочу цветок твой посмотреть, — смело отвечаю я.

Она испытующе смотрит на меня и спрашивает:

— Цветок посмотреть? А почему тебе захотелось увидеть его?

— Хочу тайны лесные понимать.

— А готов ли ты к этим тайнам? Не сломят ли они тебя? Хватит ли у тебя сил под бременем этим жить?

— Хватит, — гордо отвечаю я.

— Иди за мной, — говорит она, и туманом плывёт от куста к кусту.

Я еле поспеваю за нею. Заманивает меня старушка. Зовёт за собой, руками машет, сарафаном голубым мелькает. Вот и цветок заветный на поляне. Голубые, словно вырезанные листья… Иду, бегу к нему, а его уже нет. Пропал. Вместо него обыкновенная трава. И старушки нет. Спряталась вместе с цветком.

Вот снова объявилась. Сидит на пеньке, травкой помахивает.

— Не покажу я тебе цветка, — говорит она. — Рано его людям возвращать. Если уж очень захочешь увидеть — нашёл меня раз, найдёшь и в другой. Только тогда я тебе покажусь, когда полюбишь лес, с полушелеста листьев найдёшь ко мне дорогу. Познаешь красоту, и всегда будешь стремиться к ней…

— Ну, занесло куда! — послышался голос деда.

Я открыл глаза. Воз не двигался. Внизу стоял дед и держал лошадь под уздцы — помогал выбраться из глубокой колеи, куда попало заднее колесо. Впереди было поле. За ним виднелась деревня.

Я оглянулся. Лес шумел, деревья переговаривались между собой. Мне почудилось, что из-за кустов вербы выглядывает старушка в синем платке, глаза её зовут меня. Качаются ветки. А может, мне показалось? Посмотрел внимательно, а это предвечерняя влага с земли поднималась.

1975 г.

БЕССМЕРТНЫЙ ЛАДО

Мы сидим на оструганных брёвнах, приготовленных для новой избы: дед Филипп, Колька Шурыкин, недавно демобилизованный из армии, ещё не успевший снять погоны, и я. Нам видно, как за тёмными, кажущимися плоскими на фоне бледного неба кронами лип, рано угасает вечерняя заря. Тихнет пруд. Его вода ещё ловит слабый отсвет неба в середине и начинает чернеть у берегов.

На большой луговине, отороченной с боков жёстким подорожником с выстрельнувшими вверх гибкими стрелами семян, мальчишки и девчонки играют в лапту. Они бегают разгорячённые и далеко разносятся их звонкие голоса.