Ожерелье для моей Серминаз
Шрифт:
Когда девушка проходила мимо гудекана, я кашлянул. Она обернулась и, приняв меня за одного из аульчан, поклонилась, прикрыв лицо краем платка.
— Добрый вечер, — сказала она.
— Вечер прошел, уже ночь, — заметил я.
— Тогда что же ты здесь делаешь? Я по голосу слышу, что ты не чарахец.
— Жду, пока два твоих земляка разберут, кто старше, кто моложе... — И я начал рассказывать о том, что случилось на гудекане. Боюсь, что рассказ мой был излишне обстоятелен, но уж очень мне не хотелось, чтобы девушка ушла и я вновь остался один.
Когда я наконец
— Ладно, иди за мной, только поодаль, и делай вид, что идешь по своим делам.
— Значит, рядом с тобой нельзя?
— Ни в коем случае, — ответила она.
Что же, раз нельзя, пойду следом. Видно, у них в ауле такой обычай. И, как истинный любитель приключений, я пошел следом за мастерицей с видом человека, не имеющего к ней никакого отношения.
Мы миновали два-три переулка, обсаженных пирамидальными тополями, отбрасывавшими длинные тени. Но вот девушка остановилась и подождала меня.
— Видишь вон ту саклю с железной крышей и железными воротами?
— Вижу, ну и что?
— Вот, там я живу. Я пойду сейчас, а ты постучись минут через десять.
— И что будет?
— Сам узнаешь, — ответила красавица и направилась к железным воротам.
Во мне вспыхнуло жгучее любопытство. К чему бы это странное приглашение, этот таинственный шепот? Неужели девушка одна в сакле и приглашает к себе незнакомца? Да, воистину нравы людей непостижимы, как строение вселенной! Меня охватил непонятный трепет при мысли об этой девушке в аккуратном ярком платьице, с короткими локонами, спадающими на лоб, и я даже поблагодарил в душе Хусейна и Хасана за то, что, поспорив, они бросили меня одного на гудекане.
Но вдруг подкралась мысль: а не затеяла ли эта девушка шутку вроде той, что сыграли со мной коварные ицаринки?
Я так разволновался, не зная, идти к ней или нет, что даже голова закружилась. И наконец решился. Риск — благородное дело. Не знаю, дядя ли мой сказал это первым, но он повторял эти слова достаточно часто. Если не рисковать, учил он меня, на земле не появится ничего нового. Правда, дело может обернуться плохо, но ведь и без жертв ничего не бывает. Так что я решил постучать в ворота.
Итак, я постучался в ворота железным кольцом, просунутым в пасть какого-то зверя. Долго не было ответа, но, наконец, я различил легкие шаги.
Еще час назад я думал, что все мое серебро и все умение придется истратить здесь, чтобы смастерить украшения и обменять их на ковер «карчар». Но теперь я ловил себя на мысли, что, может быть, понравился чарахской мастерице и она просто подарит мне ковер?
Щелкнул замок, и ворота отворились.
Надеюсь, читатели, что я успел хоть сколько-нибудь расположить вас к себе и вам тоже хотелось бы, чтобы передо мной предстала таинственная красавица. Но, увы, наши мечты часто мечтами и остаются! Передо мной стоял грозного вида мужчина с глубоко посаженными, подслеповатыми глазами на лице, украшенном крючковатым носом. Мгновение я даже думал, что это девушка так смешно загримировалась, но носач сердито спросил, вглядываясь в темноту:
—
— Человек! — Я не нашел более исчерпывающего ответа, до того был смущен его появлением.
— Да уж вижу, что не козел ворота бодает. Что, и тебе приспичило узнать, когда тебя мать на свет родила?
— Нет, — смутился я, догадываясь, что девушка привела меня в тот дом, куда отправились разрешать свой спор Хасан и Хусейн.
— Тогда зачем тебе секретарь сельсовета?
— Я хочу предоставить тебе возможность пригласить в саклю гостя, — отвечал я как можно витиеватее.
— Спасибо за великую честь! — не без иронии отвечал старик. — Ну заходи, раз уж ты решил предоставить мне такую возможность. Но знай, что я люблю во всем порядок, и гостю положено являться вовремя.
— Такого объявления я не видал еще ни в одном ауле.
— Ничего, мы у себя скоро вывесим.
Другой на моем месте повернулся бы и ушел, не говоря ни слова, но я остался, потому что знал: ради достойного подарка я должен жертвовать многим, уступать в том, в чем никогда бы не уступил. А кроме того, меня одолевало и любопытство — я должен был еще раз взглянуть на девушку, которая так таинственно привела меня к этим воротам. Это если уж не говорить о том, что мне не хотелось возвращаться на гудекан, чтобы провести там ночь, разглядывая звезды и их несчастливое для меня расположение.
Шурша домашними шлепанцами, мой хозяин повел меня в гостиную, украшенную великолепными коврами. Он достал раскладушку, показал на постель в нише и удалился, пожелав мне спокойной ночи. Об ужине он и словом не обмолвился, так что пожелание это было чистой формальностью — какой уж сон на голодный желудок! Или мой хозяин придерживался совета врачей, считающих, что на ночь есть вредно? Не знаю, но я не мог с этим согласиться и долго еще ворочался на раскладушке, вспоминая все яства, которые мне пришлось и не пришлось вкусить.
Не помню, заснул ли я в ту ночь, но когда на рассвете мой чуткий нос уловил запах шашлыка с луком, я вскочил, оделся, убрал постель и вышел на террасу. Здесь меня ждал блестящий медный таз и кувшин с водой. Я стал шумно умываться, чтобы привлечь внимание хозяев, завтракавших в соседней комнате.
— Ну вот и наш гость проснулся, — сказал хозяин, появляясь на пороге. — Надеюсь, хорошо спал?
— Очень хорошо... — ответил я.
— Ну идем, позавтракаешь с нами, — пригласил он и в этот миг показался мне человеком редкой доброты.
Я вошел в комнату. За столом сидела девушка, которая привела меня в эту саклю.
— Внучка, поухаживай-ка за нашим гостем. Сначала познакомься.
— Бахадур, — сказал я, протягивая ей руку.
— Зульфи, — ответила она, потупившись, и слабо пожала мою ладонь.
На столе стояла сковородка с добрыми кусками мяса, поджаренного с луком. За завтраком мы разговорились, и я объяснил хозяевам, зачем появился в ауле Чарах. Но стоило мне упомянуть, что я племянник Даян-Дулдурума, как мой хозяин подскочил на месте. — Даян-Дулдурум — твой дядя?