Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов

Хайне Э. В.

Утром они мчались вперед в густом тумане.

Клубы тумана поднимались с Каспийского моря. Они просачивались над низко лежавшими северными отрогами гор, тяжелые и влажные. Земля источала аромат только что испеченного хлеба. Когда в полдень облака рассеялись, взору открылись рисовые поля Сияхдашта, поблескивающие в низменности. Всадники добрались до местности, зараженной москитами. Мужчины закутали свои лица как женщины из гарема. Однако ни покрывала, ни чесночный сок не помогали. Лишь высота принесла с собой облегчение. Высокогорная долина лежала теперь перед ними, светлая несмотря на уединенность.

Около полудня они увидели руины Рудбара, королевской крепости древней державы Даилама. Кони несли их по тенистой дубраве,

по роще орешника и каштанов. Тяжело переваливаясь, черепахи пересекали их путь. Пока они отдыхали, Орландо увидел скорпиона. Его ядовитый шип был поднят, он двигался с грозным достоинством. Уже поздно вечером они увидели на вертикально поднимающемся конусе скалы крепость Ламиазар. Высоко как созвездие она висела над долиной. Гораздо меньше Аламута, однако отлично расположенная и вооруженная. Ей суждено будет однажды сделаться той крепостью ассасинов, которая продержится дольше остальных. Ламиазар еще долго будет оказывать сопротивление, когда Ала-мут уже давно превратится в руины.

Дорога спускалась так круто, что им пришлось спешиться. Вороны кружились, каркая над их головами. Так как птицы кормились от гарнизона крепости, они считали всех двуногих источником своего пропитания. Ничто не могло скрыться от их глаз. Никто не мог незаметно приблизиться к крепости. Ни одна цепная собака не умеет сторожить так чутко, как вороны Ламиазара Когда Орландо ехал по опущенному подъемному мосту, он не отваживался взглянуть вниз, так глубока была пропасть, отделявшая замок от горной дороги. Горе тому, что захочет завоевать эту крепость!

Прохладная чистая вода, которую им дали с дороги, была божественна. Но божественнее показалась горячая ванна, которую им приготовили.

Аль-Амир, хозяин Ламиазара, ожидал их на первом этаже своей башни. С ним были Абу Манзир и двенадцать мужей из совета ихван ас-сафа Они сидели за низким столом на двойном ковре. Аль-Амир представил своих гостей из Аламута по одному. Когда очередь дошла до Орландо, стало так тихо, что можно было услышать падение листа. «Значит, вот он какой», – говорили их взгляды. Аль-Амир подал знак. Юноши внесли угощения: мясо ягненка на окрашенном шафраном рисе. Голыми руками они ели из мисок. Орландо воспользовался случаем, чтобы рассмотреть вблизи преемника аль-Хади. У Абу Манзира была челюсть тигра. Он жевал с открытым ртом. Черная борода подчеркивала белизну и мощь зубов. О жестокости говорил его широкий подбородок, о зоркости – маленькие медвежьи глазки, которые быстро и самоуверенно ухватывают все происходящее. Узкий разрез глаз и высокие скулы придавали этому лицу монгольский отпечаток. Орландо убедился в том, что Абу Манзир был опасным противником.

Два дня они провели в Ламиазаре.

Когда они выступали из крепости, их маленький отряд увеличился: к ассасинам присоединились сам Абу Манзир, его оруженосец и обе его жены. В широких шароварах с закрытыми лицами они ехали в конце отряда среди вьючных лошадей. Оруженосец, которого звали Заидом, не отходил от своего господина ни на шаг. Как тень он следовал за ним повсюду. При этом он не вел себя раболепно. Его преданность распространялась исключительно на Абу Манзира. С другими он обращался неуважительно, как мальчик, который знает, что старший брат неподалеку. Орландо дал бы ему самое большее восемнадцать. Он говорил на жестком гортанном диалекте Даилама и находился в наилучшей физической форме. Даже когда они после часовой скачки сделали привал, он ходил на руках и делал сальто. Резервы его сил казались неиссякаемыми. Рядом с ним женщины казались одеревеневшими. Закутанные в черные одежды они сидели как вороны на обочине дороги. Их поднимали и сажали на коней как кукол. Только один раз при переходе горного перевала ветер приподнял их покрывала. Орландо заглянул в молодые испуганные лица

В день прибытия в Аламут Хасим позвал Орландо. Он сказал:

– Каим хочет видеть тебя сегодня ночью.

Старец Горы ожидал позднего посетителя в большой башенной комнате. Снова они прошли по крышам, боевым коридорам и мимо зубцов Верхнего города. Каим сказал:

– В греческих философских школах учились на ходу. Я считаю это очень разумным. Сидящий человек отдыхает. Духовная подвижность требует физического движения. Натиск мыслей! Слово само говорит за себя.

Орландо ожидал вопроса о смерти аль-Хади. Вместо этого Старец захотел узнать нечто иное:

– Что ты думаешь о Заиде?

– Об оруженосце Абу Манзира?

– Он не оруженосец, он – смертник. Абу Ман-зир сам воспитал его. Ты мог наблюдать этого юношу три дня вблизи. Что ты думаешь о нем?

– Физически он в отличном состоянии. Оценить его моральную, боевую силу у меня не было случая.

– Он пойдет вместо тебя в Аль-Искандерию и отправит в ад египтянина, на совести которого жизнь Али. Как ты знаешь из собственного опыта, мы не посылаем смертника в сад одного. Какие могут радости рая без друга, с которым можно разделить их? Будь с Заидом, как Али был с тобой. Сделай его своим другом. Ты знаешь, как завоевывают людей.

– Что я знаю?

– Разве ты напрасно был в Аламуте? Отправляйтесь вместе на охоту, завтра же.

Они не проехали и двух фарсахов, как Заид спрыгнул из седла, чтобы исполнить второй ритуальный молебен дня. Вместе склонились они в сторону Мекки. Заид молился с рвением потерянного. Самоотверженность читалась на его юном лице.

Около полудня они обнаружили свежевырытую норку кролика. Орландо достал одну из клеток, в которых они привезли хорьков для охоты. Маленькие хищники уже почуяли добычу. Дикими прыжками они метались в плетеных узилищах. Заид насчитал четыре входа в пещерку. Две дырки они закрыли камнями. У двух других посадили хорьков. Едва они накрыли мешками дырки в земле, как оттуда выпрыгнули кролики. Орландо закрыл мешок обеими руками и потряс его в воздухе. Затем засунул руку и вытащил хорька. Зверек крепко вцепился в ухо своей жертвы. Когда Орландо отцепил животных друг от друга, хорек держал в пасти кроличье ухо.

Заид бил своим мешком по скалам изо всех сил. Смеясь, он засунул руку и достал оттуда оглушенных зверей. У кролика он отрезал голову и высосал теплую кровь еще из дрожавшего тела. Белые волосы грудки прилипли к окровавленным губам Заида. Он причмокивал и глотал с тем же рвением, с которым несколько минут назад молился. Затем вспорол обезглавленному кролику живот и накормил хорька теплыми внутренностями. Печень и сердце он съел сам.

Восемь кроликов поймали они, когда они доехали до соседней долины, где зеленели возделанные грядки. Над склоном, полным фруктовых деревьев расположились деревянные лачуги. Покрытые замшелой соломой крыши поблескивали как зеленый бархат. Где-то кололи дрова, раздавался крик детей и овец. Белый дым поднимался к небу. Пахло древесным углем, козьим навозом и сеном. Свора собак подбежала к ним, но держалась на расстоянии брошенного камня. Их лай призвал детей, с сопливыми носами, большеглазых, со свалявшимися волосами и с расчесанными до крови блошиными укусами. Самый младший, едва прикрытый рубахой, полз на четвереньках. Собаки вылизывали ему попку и рот.

– В одной из таких деревень я вырос, – сказал Заид. – Дети, старики и животные живут в одном помещении. Женщины спят в житнице на запасах урожая целого года. Нет ни одного даиламца, который не был зачат на мешке с зерном. Мужчины говорят, что нигде бабы не работают своими задницами так прилежно, как на колючем овсе. Зимой, когда снег отрезает деревни от всего мира, когда собаки дерутся с волками, здесь царят голод, холод и скука.

Старик с выкрашенной хной бородой пригласил их присесть возле его лачуги. Он взял кроликов, которые ему подарил Заид, ц бросил их через окно в дом, где уже горел огонь.