Ожерелье королевы
Шрифт:
Я никогда не сумею составить такую бумагу. Мне необходим совет…
Кардинал… О нет! Если бы он меня любил сильнее или был богаче и дарил мне бриллианты…»
Она уселась на софу; бриллианты обвивали ее руку; голова ее горела, в мозгу проносились какие-то неясные мысли, порой приводившие ее в ужас, так что она их отгоняла с лихорадочной энергией.
Но вот взгляд ее стал спокойнее и неподвижнее; он, казалось, был сосредоточен на какой-то неизменной мысли; она не замечала, что время бежит; что в ней зарождается непоколебимая смелость; что, подобно пловцам, поставившим ногу на тинистое дно, всяким движением, которое она делала, желая освободиться, она погружается еще глубже. В таком безмолвном и глубоком созерцании таинственной цели прошел целый час.
Наконец она поднялась, побледнев, как жрица в минуту экстаза, и позвонила горничной.
Было два часа ночи.
— Найдите мне фиакр, — сказала она, — или ручную тележку, если нет экипажа.
Служанка разыскала фиакр, сонно застывший на старой улице Тампля. Госпожа де Ламотт села в экипаж одна, отослав горничную.
Через десять минут фиакр остановился у двери сочинителя памфлетов Рето де Вилета.
IV
РАСПИСКА БЁМЕРА И ПИСЬМО КОРОЛЕВЫ
Результат этого ночного посещения памфлетиста Рето де Вилета сказался только на другой день, и вот каким образом.
В семь часов утра г-жа де Ламотт переслала королеве письмо, в которое была вложена расписка ювелиров. Этот важный документ гласил:
«Мы, нижеподписавшиеся, сим удостоверяем, что получили обратно проданное королеве за миллион шестьсот тысяч ливров бриллиантовое ожерелье, ввиду того что бриллианты не понравились королеве; ее величество нас вознаградила за наши хлопоты и издержки, оставив в нашу пользу ранее врученную нам сумму в двести пятьдесят тысяч ливров.
Королева, успокоившись относительно дела, так долго тревожившего ее, спрятала расписку в шифоньерку и перестала о ней думать.
Но странным противоречием этой расписке стал два дня спустя визит к ювелирам Бёмеру и Боссанжу кардинала де Рогана, который по-прежнему с некоторым беспокойством думал о взносе первого платежа согласно договоренности королевы с ювелирами.
Господин де Роган нашел Бёмера в его доме на Школьной набережной. Утром истекал срок первого взноса, и в случае задержки или отказа королевы в стане ювелиров должна была царить тревога.
Но все в доме Бёмера, наоборот, дышало спокойствием, и г-н де Роган был счастлив увидеть приветливые лица слуг и ластившуюся к нему, виляющую хвостом собаку.
Бёмер принял своего высокого клиента с пространными изъявлениями приветствия, указывавшими на полное внутреннее удовлетворение.
— Ну, — сказал кардинал, — сегодня срок платежа. Значит, королева уплатила?
— Нет, монсеньер, — ответил Бёмер. — Ее величество не могла дать нам денег. Вы знаете, что король отказал господину де Калонну. Все об этом говорят.
— Да, Бёмер, все об этом говорят, и именно этот отказ привел меня сюда.
— Но, — продолжал ювелир, — ее величество исполнена великодушия и доброй воли. Не будучи в состоянии заплатить, она дала нам гарантию уплаты, а большего нам и не надо.
— А, тем лучше, — воскликнул кардинал, — она дала вам гарантию, говорите вы? Это очень хорошо, но… как?
— Самым простым, деликатным и истинно королевским способом, — ответил ювелир.
— Может быть, через посредство этой хитроумной графини?
— Нет, монсеньер, нет. Госпожа де Ламотт даже не появилась, и мы, Боссанж и я, очень польщены такой деликатностью ее величества.
— Не появилась! Графиня не появилась?.. Но будьте уверены тем не менее, что она во многом причастна к этому, господин Бёмер. Все удачные решения наверняка исходят от графини. Вы понимаете, что я не умаляю достоинств ее величества…
— Монсеньер, вы можете судить, насколько ее величество поступила деликатно и великодушно по отношению к нам. Когда распространился слух об отказе короля подписать ассигновку в пятьсот тысяч ливров, мы написали госпоже де Ламотт.
— Когда?
— Вчера, монсеньер.
— Что же она ответила?
— Вашему преосвященству ничего об этом не известно? — спросил Бёмер с неуловимым оттенком почтительной фамильярности.
— Нет, вот уже три дня, как я не имел чести видеть госпожу графиню, — тоном истинного вельможи ответил принц.
— Так вот, монсеньер, госпожа де Ламотт ответила единственным словом: «Подождите!»
— Письменно?
— Нет, монсеньер, устно. В нашем письме мы просили госпожу де Ламотт испросить нам аудиенцию у вас и предупредить королеву, что срок платежа приближается.
— Слово «подождите» было вполне естественным, — заметил кардинал.
— Поэтому мы и стали ждать, монсеньер, и вчера вечером получили письмо от королевы через весьма таинственного посланного.
— Письмо? Вам, Бёмер?
— Или скорее, расписку по всей форме, монсеньер.
— Покажите мне ее, — сказал кардинал.
— О, я показал бы ее вам, если бы мы, мой компаньон и я, не дали друг другу клятвенного обещания никому ее не показывать.
— Почему же?
— Потому что эта скромность вменена нам в обязанность самой королевой, монсеньер: поймите, ее величество просит нас хранить это в тайне.
— Это дело другое. На вашу долю, господа ювелиры, выпало большое счастье: получать письма от королевы.
— За миллион триста пятьдесят тысяч ливров, монсеньер, — посмеиваясь, сказал ювелир, — можно получить и…
— Некоторые вещи, сударь, не оплатить ни десятью, ни ста миллионами, — сурово возразил прелат. — Итак, вы получили гарантию?
— Насколько это возможно, монсеньер.
— Королева признает долг?
— Вполне и по всей форме.
— И обязуется уплатить…
— Через три месяца пятьсот тысяч ливров; остальное в течение полугодия.