Ожерелье королевы
Шрифт:
У него был дерзкий, гигантский и надежный план; суть его состояла в том, чтобы за два-три года довести короля и дворянство до банкротства, которое они оттянули бы лет на десять, а когда банкротство произойдет, объявить: «А теперь, богачи, платите за бедняков, потому что они голодают и истребят тех, кто откажется их накормить».
Но как же король не сумел предвидеть последствий этого плана, да и не сумел распознать сам план? Как он, который трясся от ярости, читая отчет о состоянии финансов, не разглядел своего министра и не содрогнулся? Почему он не сделал выбора между двумя системами
Но чтобы понять, почему на глазах у короля оказалась столь плотная повязка, почему королева, такая прозорливая и такая точная в своих оценках, выказывала ту же слепоту, что ее супруг, когда дело касалось действий министра финансов, истории, а вернее сказать, роману, потому что в данном случае это предпочтительнее, придется представить некоторые необходимые подробности.
Г-н де Калонн вошел к королеве.
Он был красив, высок ростом, обладал благородными манерами, умел смешить королев и доводить до слез своих любовниц. Уверенный, что Мария Антуанетта призвала его по причине спешной надобности, он вошел с улыбкой на устах. А сколькие вошли бы с нарочито хмурым видом, чтобы чуть позже их согласие выглядело вдвойне драгоценным!
Королева была тоже чрезвычайно учтива, пригласила министра сесть, поболтала о всевозможных пустяках и только потом осведомилась:
– Дорогой господин де Калонн, а деньги у нас есть?
– Деньги? – переспросил г-н де Калонн. – Разумеется, ваше величество, деньги у нас есть. Они у нас всегда есть.
– Это просто чудесно, – заметила королева. – Вы единственный, кто так отвечает на вопрос о деньгах. Вы бесподобный финансист.
– Какая сумма нужна вашему величеству? – спросил де Калонн.
– Нет, пожалуйста, объясните мне сперва, как это вам удается находить деньги там, где, ежели судить по ответам господина Неккера, их нет?
– Господин Неккер говорил правду, в казне нет больше денег, и это так же верно, как то, что в день моего вступления в должность министра, пятого ноября тысяча семьсот восемьдесят третьего года, – такие события, ваше величество, не забываются – я, изыскивая государственные финансы, нашел в казне два мешка, в каждом из которых было по тысяче двести ливров. Но ни на денье меньше.
Королева рассмеялась.
– И все-таки?
– Ах, ваше величество, если бы господин Неккер, вместо того чтобы отвечать: «Денег нет», удосужился бы в первый год взять заем в сто миллионов, во второй – в сто двадцать пять, если бы он был уверен, как я сейчас, что на третий год получит заем в восемьдесят миллионов, он был бы подлинным финансистом. Всякий может заявить: «В казне больше нет денег», но не всякий может ответить: «Деньги есть».
– С чем я вас и поздравляю, сударь. Но как будут выплачены долги? Вот ведь в чем вся проблема.
– О, ваше величество, – отвечал Калонн с улыбкой, глубокий и ужасающий смысл которой не мог бы постичь никто, – заверяю вас, долги будут оплачены.
– Полагаюсь в этом на вас, – сказала королева, – но все же продолжим наш разговор о финансах, в вашем изложении это бесконечно интересная наука. Когда беседуешь с другими, финансы кажутся зарослями терновника, а с вами – плодоносным деревом.
Калонн поклонился.
– У вас есть какие-нибудь новые идеи? – поинтересовалась королева. – Позвольте мне первой услышать их.
– Да, ваше величество, есть одна идея, которая принесет миллионов двадцать в карманы французов и миллионов семь-восемь в ваш, о, прошу прощения, в казну его величества.
– Эти миллионы будут с радостью приняты и там и тут. Но откуда они возьмутся?
– Вашему величеству, должно быть, известно, что в разных государствах Европы золотые монеты имеют разную цену?
– Да. В Испании золото дороже, чем во Франции.
– Ваше величество совершенно правы. Говорить с вашим величеством о финансах – истинное удовольствие. Уже почти шесть лет марка [129] золота в Испании стоит на восемнадцать унций дороже, чем во Франции. Так что всякий, кто перевезет из Франции в Испанию марку золота, заработает на ней примерно стоимость четырнадцати унций серебра.
129
Марка – старинная мера веса, равная 8 унциям. Унция равна 30 граммам.
– Это немало! – заметила королева.
– До такой степени немало, – продолжал министр, – что через год, если капиталистам известно то, что известно мне, у нас не останется ни одного луидора.
– Но вы воспрепятствуете этому?
– И немедленно, ваше величество. Я подниму цены на золото до пятнадцати марок четырех унций серебра, и разница, то есть чистый барыш, составит пятнадцатую часть. Вашему величеству, несомненно, ясно: как только станет известно, что на Монетном дворе всякий, кто принесет туда золото, получит такой барыш, в сундуках не останется ни одного луидора. Эти монеты мы переплавим и получим из марки золота вместо тридцати луидоров, как сейчас, тридцать два.
– Настоящий барыш – будущий барыш! – воскликнула королева. – Это прелестная идея, и она произведет фурор.
– Надеюсь, ваше величество, и бесконечно счастлив, что моя идея снискала полное одобрение вашего величества.
– Побольше бы у вас возникало таких идей, и тогда я буду совершенно уверена, что вы выплатите все наши долги.
– А теперь позвольте, ваше величество, узнать, чего вы желаете от меня, – осведомился министр.
– Возможно ли, сударь, сейчас получить…
– Какую сумму?
– Боюсь, что она окажется слишком велика.
Улыбка министра придала смелости королеве.
– Пятьсот тысяч ливров, – сообщила она.
– О ваше величество, – воскликнул министр, – как вы меня напугали! Я уж думал, что речь идет действительно о крупной сумме.
– Значит, это возможно?
– Разумеется.
– И чтобы король…
– А вот это, ваше величество, совершенно невозможно. Все мои счета подписываются королем, но не было еще случая, чтобы его величество их читал, чем я и горжусь.