Ожидание шторма
Шрифт:
— Все пройдет... Я знаю лучше.
Врач была седая. С сухими длинными пальцами. Говорила старательно, щелкая вставными зубами, как ножницами:
— Так нельзя, товарищ Сал-тыков. Вы человек госу-дар-ственный.
— Сам знаю, какой я! — не очень вежливо отвечал Салтыков. — Мне полежать надо часок... Часок, и все!
— Беречь здоровье на-до. Вы не мальчик.
— Знаю, знаю, — морщился Салтыков.
Недовольно повертев головой и пожав плечами, врач уступила.
...Салтыкова привезли домой на служебной машине. В тот же день его навестил Каиров.
Начальник
— Я утром буду как штык, Мирзо Иванович. Слово твердое. Я эту Шелепневу к девяти пятнадцати вызвал... Я к ней подход найду. Она от меня ничего не скроет.
— Хорошо, хорошо, — сказал Каиров. — О Шелепневой сейчас не думай. Тебе, товарищ Салтыков, надо подлечиться. Основательно. А значит, подумать нужно о своем здоровье. Шелепневу в крайнем случае я возьму на себя. И вообще, в письмо Глотова не верю. Не написал ли его сам Андрей Зотикович Попов?!
— Попов?
Каиров развел руками:
— Нет, я не утверждаю. Я думаю так... Допустим, Глотов убил Вадима Попова. Зачем ему признаваться в преступлении брату убитого? Зачем оставлять серьезную улику? Проще уехать скрытно. Ищи ветер в поле.
— Нужно ждать заключение специалистов-графологов, — подтянув одеяло, сказал Салтыков. — Вдруг Глотов псих. От психа можно ожидать любых поступков.
— Кстати, нужно выяснить, не состоит ли он на учете у психиатров, — напомнил Каиров. После паузы сказал: — Если письмо поддельное, то и ребенку ясно, только убийца заинтересован в том, чтобы подставить следствию Глотова.
— Верно, — кивнул Салтыков, однако тут же заметил: — С другой стороны, неужели убийца настолько глуп, что не способен рассуждать так же, как и мы.
— Нет. Он не глуп. Он понимает, что,такая версия придет нам в голову. Но ведь версию надо проверять. А на проверку необходимо время. Значит, он хочет выиграть время. Сколько?
Салтыков потер подбородок, на котором проступала рыжая щетина, подался вперед так, что панцирная сетка под ним скрипнула. Сказал:
— Надо усилить наблюдение в гостинице.
— С этим тоже надо быть крайне осторожными. А вдруг он почувствует, что наблюдение есть. Как быть тогда?
Фотография А. З. Попова находилась у входа на рынок. Это была фанерная будка, втиснутая между палаткой и приемным пунктом вторсырья, возле которого запряженный в повозку ослик равнодушно жевал сено. Слабый ветер лениво раскачивал картонный щит, свисавший с дерева. На картоне в несколько рядов были наклеены фотокарточки, некоторые из них приковывали внимание голубым небом и зелеными деревьями, небрежно раскрашенными кисточкой.
Фотограф Попов, в бурой фланелевой рубашке с засученными рукавами, сидел у входа на табурете, разбирал длинный деревянный штатив с потемневшими латунными зажимами.
— День добрый, — сказал Каиров.
Попов поднял глаза, посмотрел на Каирова оценивающе, сказал:
— Портрет, документ? Шесть на девять, девять на двенадцать? Или прикажете три на четыре?
— Когда будут готовы? — спросил Каиров.
— Через два часа. — Попов поднялся, прислонил штатив к стене. Вынул из кармана золотые часы на толстой золотой цепочке. Уточнил: — Можно через полтора.
— Нет, — ответил Каиров. — Через полтора мне не нужно. Я приду за карточками завтра утром.
— Как прикажете. Можно и завтра утром.
— Квитанция будет?
Попов изумленно развел руками:
— Предписание финорганов — для нас закон.
— В таком случае надо сфотографироваться.
Попов распахнул перед ним дверь:
— Рекомендую формат девять на двенадцать. Английская бумага «бромпортрет».
— Ладно, — согласился Каиров, — пусть будет английская. Кутить так кутить.
...После процедуры фотографирования Попов выписал Каирову квитанцию. Мирзо Иванович внимательно прочитал ее и спрятал в карман.
На следующее утро Каиров зря ожидал, когда откроется фотография Попова. Если верить объявлению о часах работы, она должна была открыться в восемь. Однако и в девять часов, и в десять на дверях висел замок.
В половине одиннадцатого выяснилось, что Андрей Зотикович Попов повесился у себя дома в платяном шкафу, не оставив ни письма, ни записки...
Часом раньше уборщица, подметавшая в гостинице «Эльбрус» за лестницей возле черного хода, обратила внимание на остатки мусора в виде сухой глины и ржавчины, словно нарочно высыпанных возле стены. Будучи женщиной сварливой и раздражительной, она в грубой форме выразила свое неудовольствие дежурному администратору Липовой.
Сотрудник уголовного розыска, присутствующий в холле гостиницы, слышал этот разговор. Он немедленно позвонил Салтыкову. Однако начальника угро на месте не оказалось.
Телефонный разговор с Салтыковым состоялся только в три часа дня. Салтыков спросил, цела ли кладка. Кладка была цела. Ответ сотрудника успокоил Салтыкова. И он не придал факту должного значения.
Конный экипаж остановился возле шашлычной «Перепутье». Каиров легко спрыгнул на мостовую. Бросил взгляд на двух молодых парней в одинаковых клетчатых костюмах и двух хихикающих девиц, на мороженщика, катившего перед собой фиолетовую повозку. Посмотрел на далекий пик горы, чуть размытый в угасающем небе, и вошел в шашлычную.
Зураб Лаидзе встретил гостя улыбкой, с которой встречал всех дорогих гостей. Провел в отдельный кабинет за чучелом медведя. Громко сказал:
— Дорогой Мирзо, вот меню! Выбирай что хочешь. Все экстра-класс.
В меню была вложена запись сегодняшнего разговора Салтыкова с Шелепневой.
На первой странице красным карандашом был отчеркнут следующий текст:
«О т в е т: Нет, мы с Федором не ссорились. Он никуда не собирался уезжать. Ему нравился этот город. Накануне мы отнесли в пошивочную мастерскую пальто Федора, чтобы перелицевать. Утром, как обычно, вместе пошли на работу. Он просил сделать на ужин вареников с вишнями. Больше я его не видела».