Ожидание (три повести об одном и том же)
Шрифт:
– А-а, вы приехали, – пропела она, как любимому родственнику. Обернулась, крикнула:—Нинка, посади Николая на горшок. Неси ключ с комода! – И опять Ваське: – Может, покушаете у нас? Илья Константинович-то в Одессе.
Вышла Нинка. Ростом не достает до дверной ручки. Лицо – сплошная забота, словно она главная в доме труженица.
– У нас борщ с салом и пирог с судаком, – заявила Нинка.
Васька проглотил слюну и соврал по привычке:
– Спасибо, я недавно обедал.
Нинка дёрнула хитрым носом.
– Ой, врёт, – сказала она.
Женщина
– Илья Константинович вам всё в письме написал, – говорила соседка. – А вот это вам деньги. А вон там кран в кухне и полотенце. Когда умоетесь, приходите борща покушать.
Она ушла, унеся с собой нестерпимо вкусные запахи.
«… Я пробуду в Одессе долго, – писал дядя. – Поживёшь один. Питайся в столовой – привыкай. Не хватит денег, – пойди на элеватор к начальнику стройки Александру Степановичу. Короче, побывай у него сразу. Дядя».
На кухне протекает кран. Пустая квартира наполнена этим звуком.
За окном беспредельное небо. Оно утончается к горизонту, словно льётся туда, за изгиб земли.
Васька плюнул. Это противоестественно – пустая квартира! Он распахнул окно. Шумно сел на диван.
– Здравствуйте, дядя, я приехал.
«Приехал?» – спросила квартира.
– Ага, – сказал Васька.
«Ага», – сказала квартира.
…Васька растянулся на диване, задрал ногу на ногу.
В дверях появилась соседская Нинка. Она держала сиреневатую сиамскую кошку с голубыми глазами. У кошки были чёрные уши и чёрные кончики лап.
Нинке не понравилась Васькина поза.
– Мужики все такие, – сказала она. – Мужики порядка не ценят. Им бы скорее ноги задрать… Идите борщ кушать. – Нинка подтащила Васькин рюкзак в угол. – Я тут за порядком смотрю. Дома ж нельзя – Николай сразу нарушит… Сейчас по всей квартире на горшке ездит.
Кошка полезла с Нинкиных рук на диван.
– У неё есть котята? – спросил Васька.
– Нету, она кусачая. У кусачих кошек котят не бывает… Её курортники летошним годом у нас оставили. Она ихнюю тётю царапала. Как увидит, так и царапает. Совсем была дурочка.
Ваське не хотелось вставать. Ему хотелось поговорить с Нинкой.
– Не знаешь, скоро дядя приедет?
– Ни-и… – помотала головой Нинка. – Чего ж скоро-то. Он там флотилию получает. Сколько добра погрузить нужно: и снасти, и бочки, и соль, и продукты для плавания, и всякого другого запаса. Пригонят сюда корабли, наберут команды и в Африку побегут за тунцом. И мой батька побежит. И капитан Кузнец. – Нинка уставилась в текучее небо, в темнеющую глубину. – Мужики, они ж не сидят дома. Они же ж морем заговорённые. – Она вздохнула вдруг, прижала кошку к себе. – У нас тут все морем заговорённые… Идёмте борща кушать. Остыл, поди.
Отяжелев от борща, Васька пошёл в город. Город за зиму не изменился, лишь на главной улице вырос ещё один каменный дом – клуб рыбзавода.
На улицах свободно шумели люди. Парни гордились перед девчатами – нарядные, в твёрдых мичманках. Старухи шли под деревьями – тёмные, в белых платках. Старики курили возле своих калиток – костлявые, грубошёрстные. От девчат распространялся в воздухе запах духов. От парней сигаретами пахнет, дешёвым вином. От старух тянет кухней. У стариков самый крепкий дух – смолистый, махорочный, злой. Добродушно посматривают старики. И от всех им почтенье.
Вдоль улиц гулял сладкий ветер. Он приникал в садах к завязям и цветам, как старательный шмель, напитывался нектаром и, охмелевший, толкался по городу.
В тёмных окнах школы отражается небо. Кажется, что не окна это совсем, а сквозные дыры. Только два окна в первом этаже освещённые. Кто-то играет там на рояле, наверно, Сонета.
Васька уцепился руками за выступ стены, стал на цоколь и, подтянувшись, взобрался на подоконник. В пустом классе за роялем сидела Варька. Коса у неё стала ещё толще – в руку не заберёшь. Варька играла, закусив губу.
– Не получал ещё? – сказала она, увидев Ваську. – Тогда проваливай колобком. Зритель нашёлся.
– Позлись, позлись, я послушаю, – ответил ей Васька. – Ведь целую зиму не виделись.
Варька встала.
– И до чего же люди говорить любят. – Подошла и резко захлопнула окно.
Васька упал на землю.
– Не ушиблись? – услышал он тихий вопрос.
На дороге стояла Нинка.
– Не знаете, почему Варьку Сонетой зовут? – спросила она. В её голосе были неодобрение и зависть. – И ещё Скарпеной – такая рыба у нас ядовитая. – Нинка пошла вперёд, потряхивая косичкой. – Бабка у Сонеты – ведьма. – Нинка остановилась, посмотрела на Ваську как старшая. – Вы не вздумайте в Варьку влюбиться. Она же ж и не заметит.
Васька взял Нинку за плечи.
– Беги домой. Я на элеватор схожу…
Нинка отошла чуть. Глянула на него исподлобья.
– Влюбились?
– Да иди ты, – сказал Васька.
Нинка прыгнула через канаву. Васька смотрел, как пляшет и тает в сумерках её светлое платье.
Он вышел к лиману. Из темноты от буёв бегут разноцветные тропки. Волна дробит их, выносит на берег искрящимся щебнем. Темно.
У деревянного пирса толпятся холодные катера, дубки и фелюги. На рейде колышутся рефрижератор, танкер, самоходная баржа. Отражения сигнальных огней тонут в лимане. Кажется, будто стоят корабли на светящихся тонких столбах, жёлтых, зелёных и красных…
ВСТРЕТИЛИСЬ МАМА И ПАПА
Славкин отец, Александр Степанович, появился в своей семье вечером. Мама встретила его в большой комнате, которую бабка Мария называет залой. Мама оделась в новое платье. Помада на её губах бледно-лиловая, с восковым блеском. Глаза скошены к вискам подрисовкой. Причёсана мама, словно собралась в театр. Своим видом мама хочет внушить отцу, что она не намерена отказываться от своих привычек. Пусть увидит отец, как странно выглядит она в этом доме, в этом городе, потому что и дом этот и город не для неё.