Ожидайте перемен к лучшему
Шрифт:
– Эй, красавица, подвезти? Тебе куда?
Приятный голос оторвал ее от грустных мыслей. Рядом с ней затормозила машина с тонированными стеклами, за рулем сидел симпатичный улыбчивый молодой мужчина, и Леночка немного воспрянула духом.
– А что, есть варианты? – кокетливо спросила она.
– Для тебя – есть. Садись, поговорим.
Водитель назвался Стасом. Бизнес его заключался в поставке проституток всем сексуально озабоченным господам, имеющим в кармане хотя бы сто долларов свободной наличности, и сейчас, усадив в машину хорошенькую растерянную девушку, он предложил ей работу и простыми словами объяснил, что, собственно, придется делать. Леночка подумала немного – и согласилась. К чему на работе уродоваться, если месячную зарплату ее мамы она может легко заработать за одну ночь? Если откладывать, то и на квартиру в Москве накопить можно! И потом… Раз уж клиенты – солидные, богатые люди, то вдруг кто-нибудь из них влюбится в нее? Такой, как красавец Ричард Гир в фильме «Красотка»?
Действительность оказалась вовсе не похожа на голливудскую сказку со счастливым концом. Будут и «субботники» для бандитов, и милицейские облавы, а ведь менты тоже люди, их тоже ублажать приходится – бесплатно, конечно. И деньги уходят, словно в прорву – на еду, на одежду, на съем квартиры… Клиенты будут разные – старые и молодые, накачанные парни с бритыми затылками и солидные бизнесмены в костюмах, стареющие ловеласы и командированные из провинции, но неземной страстью почему-то никто не воспылает и под венец не позовет.
Однажды ее выберет пожилой солидный кавказец. Ни слова не говоря, привезет в квартиру где-то на окраине Москвы, где их встретят еще пять человек. А дальше начнется такое, что не к ночи вспоминать… Во всяком случае, сама Леночка до самой смерти будет стараться забыть это. На следующий день, измученная, окровавленная, только чудом она успеет выпрыгнуть со второго этажа и сбежать. Прохожие вызовут «скорую» и милицию, даже уголовное дело заведут, и следователь будет приходить к ней в палату, накинув халат на потертый пиджак, но вскоре дело благополучно закроют. То ли состава преступления не окажется, то ли «за необнаружением виновных»… Леночка никогда не узнает об этом, да, в общем, ей будет все равно.
Из больницы она выйдет сама на себя не похожая. Зубы выбиты, шрам на щеке, погасшие, как у старухи, глаза… Даже Стас не возьмет ее обратно.
– Извини, у меня тут не богадельня! Ты давно на себя в зеркало смотрела? Всех клиентов распугаешь!
И долго еще она будет скитаться у Казанского вокзала, ублажая таких же изгоев общества за еду и глоток дешевой бормотухи, пока очередной ее временный сожитель Гошка Кривой не проломит ей голову бутылкой.
Все это Сережа увидел за какие-то несколько секунд, словно киноленту, перемотанную на увеличенной скорости. Даже странно было, что Леночка все так же стоит перед ним и совсем-совсем не знает, что ее ждет.
Ему стало ужасно жалко ее, хотелось утешить хоть немного. Сережа подошел совсем близко, протянул руку и слегка погладил светлые кудряшки, собранные в кокетливый «конский хвост».
– Бедная…
Лена резко отшатнулась, будто он пытался ударить ее:
– Я сказала – отвали!
Голос ее сорвался на крик, лицо исказила гримаса. Слава так и не пришел на эту дискотеку, а сегодня Люська – верная подружка-наперсница фальшиво-сочувственным тоном поведала, что его видели со Светкой из десятого класса. Предатель! У Светки ни кожи ни рожи, ноги колесом, зато папа – генерал… А теперь еще не хватает, чтобы какой-то Белов лез к ней со своей непрошеной жалостью!
– Что ты вообще пристал ко мне, придурок? Думаешь, я не знаю, что ты в психушке лежал?
Несколько секунд он стоял, глядя на Леночку остановившимся взглядом. Жестокие слова были как удар в лицо. Потом оцепенение прошло, он резко повернулся и выбежал прочь. В тот момент он и сам не понимал, что делает.
Хотелось уйти, спрятаться от мира, где падает с неба огненный дождь, где есть врачи и лекарства, от которых бывает так больно, где хороших парней убивают на войне, а красивые девочки превращаются в бессмысленные, пьяные создания…
А главное – где его никто не любит и не полюбит никогда.
Быстрее и быстрее, вверх по лестнице… Чердак заперт на висячий замок, но ничего, это не преграда! Сережа легко отбросил его в сторону и распахнул дверь. Завхоз Иван Петрович потом долго будет смотреть с удивлением на поломанную дужку и удивляться – это ж какая силища нужна! А на вид и не скажешь, парнишка дохлый.
Вот и крыша. Прохладный воздух освежил разгоряченное лицо. А в небе высоко сияет луна… Сережа постоял несколько секунд, полюбовался ее прекрасным ликом, потом улыбнулся – и шагнул вниз.
Ему тогда очень повезло… Или не повезло – это как сказать. Густые, колючие кусты шиповника, росшие под окнами школы, смягчили падение, и Сергей отделался лишь сотрясением мозга да сломанной лодыжкой.
Он очнулся в больничной палате, и вокруг снова были только унылые ободранные стены и решетки на окнах. Нога ужасно болела, но не это было главное. Душа болела гораздо сильнее, и жить не хотелось совсем. В первые дни он упорно отказывался от еды, но его кормили через зонд, силой заталкивая в горло скользкую резиновую кишку. Это было так противно, что в конце концов Сергей смирился и снова начал есть понемногу.
На этот раз он попал в больницу надолго. Дни, недели и месяцы слились единой серой чередой. Какие-то люди в белых халатах приходили и уходили, смотрели, о чем-то спрашивали и удрученно качали головой, его бесконечно кололи и заставляли глотать таблетки. Тогда впервые прозвучало для него длинное и пугающее слово «шизофрения», прошелестело над головой, словно птица с черными крыльями, отгородило от людей, от мира, от жизни…
Из больницы он вышел заторможенным, вялым, не мог подолгу сосредоточиться ни на чем, читать (буквы почему-то перестали складываться в слова, и на книжной странице он видел теперь только ряды черных закорючек), разучился играть в шахматы и даже разговаривать совсем перестал.
В школу Сергей уже не вернулся – в медицинской карте было написано черным по белому: «Продолжение образования нецелесообразно, рекомендован физический труд». Когда мать пришла забирать документы, директриса Юлия Петровна выложила перед ней на стол тонкую картонную папочку, брезгливо скривив ярко накрашенные губы, словно боялась испачкаться или заразиться позорной болезнью.
А добрейшая Наталья Васильевна покачала головой и сказала со вздохом:
– Что ж поделаешь, если так вышло. Жаль… Способный был мальчик.