Ожившие мертвецы. Начало

Сдобников Игорь

Виталий замолчал. Было непонятно, то ли он ещё хотел что рассказать, то ли увидел, что слушателям стало не до него. Мякинин сидел, уставившись куда-то сквозь стену каморки, Редькин тоже развращённым умом думал о чём-то своём, крутя головой то влево, то вправо, то задирая лицо к потолку. Филиппов не нарушал паузу, дожидаясь, когда услышанное ими невероятное дойдёт от ушей к мозгу. Наконец не выдержал, выдернул Мякинина из раздумий:

– У тебя родня?

Миша кивнул.

– У меня тоже отец с матерью в Гатчине, – поддержал Мякинина Филиппов, – а здесь жена с двумя дочерьми.

– У меня сын, жены нет, – тягуче медленно произнес Мякинин и покосился на Редькина, не хотелось изливать тяжёлую душу при этом покемоне.

Ни

Виталий не успел ответить, ни Лёха не успел сострить, чтобы затроллить Мякинина – где-то во дворе глухо ухнул выстрел, за ним ещё два один за другим. Все трое, схватив куртки, рванули через дверь каморки. Пока рысили сумрачными школьными коридорами и рекреациями, Филиппов коротко пояснил:

– Мы запрещаем стрелять, чтобы не привлекать оживших. Значит, что-то чрезвычайное случилось!

Мякинин забирался за Филипповым на снежную стену, осклизаясь на отяжелевших весенних вырубленных в сугробе ступеньках. Охотники на стене, рассредоточившись не более чем не мешать друг другу, тщательно выцеливая, стреляли по кому-то по ту сторону стены из карабинов. Миша отошел в сторону, чтобы не мешать, посмотрел за стену и почувствовал внутри холодный тяжёлый удар сердца: по дороге, ведущей от домов к школе, бежала женщина с ребенком лет может быть семи-восьми. Расхристанная, со сбившейся набок с шапкой, как в фильмах про войну. Бежала – это сильно сказано, скорее быстро волоклась, помогая идти вусмерть уставшему орущему от страха ребенку – нести его, видать, сил уже не было. Ожившие, особей двадцать с лишним, возбуждённо рыча, нагоняли её, защитники, с весело-злобными матюгами стреляли по мертвецам, довольно часто попадая в туловища, лишь заставляя дергаться зомби. Лишь ближний к Мише мужик «ремингтоном» с оптическим прицелом ловко вышибал мозги из мёртвых черепов.

– Отставить стрелять! – заорал Филиппов. Сам ринулся вниз к тем защитникам, что отволакивали трубы от ворот, чтобы выбежать навстречу женщине и помочь ей. Мякинин побежал за ним, схватив по дороге воткнутый в сугроб обрезок арматуры – их было вокруг натыкано немало, видно так делали, чтобы хоть какое-то оружие было под рукой, а может, собирались использовать как колья у стены.

Ворота не успели полностью распахнуться, как защитники бросились наружу в помощь женщине. Впереди бежали два мужика, за ними – Виталий, потом Миша, стараясь не отстать от Филиппова. Начинались длинные северные сумерки, и Мякинин ясно мог различить быстро волочащих ноги, почти бегущих навстречу мертвецов.

Защитники промчались мимо рухнувшей на снег совсем обессиленной женщины, сошлись в рукопашную как некогда древние люди за тысячи лет до этого, с яростными криками, с секущим звуком железа, режущего плоть.

Мише ближе всего оказалось существо, бывшее когда-то женщиной, с почерневшими то ли от грязи, то ли крови волосами и нельзя было понять, стара она была при жизни или молода, красива, или безобразна. Жёлтые раскорявленные зубы в опухших дёснах клацали, будто пробуя на вкус запах живой человечины. И не он на неё напал, замешкавшись на секунду от растерянности, а она на него. Миша, чуть уйдя с линии атаки, вполсилы ударил её арматурой по лицу. Край закалённого металла порвал кожу на серой щеке, оставив рваный неживой чёрный след. Зомби не разозлилась, не почувствовала боли, просто продолжила, рыча, тянуть мёртвые руки к Мякинину и упорно наступать. Миша отвёл в сторону арматуру и, уже не как дубиной, а как дротиком, ударил ожившую в лицо. В последний момент предательская мысль, что бьет человека, отвела арматуру вниз, раздался противный хруст проламываемой грудины. И снова никаких эмоций, кроме жажды нечеловеческого голода. Мертвец потянулся к Мякинину, крепко уцепился за куртку, всё глубже насаживаясь на арматуру. Зубы щёлкали почти у самого лица, рот обдавал смрадным дыханием, Миша замотал арматуру от себя влево-вправо, уворачиваясь от зубов, заодно пытаясь освободить оружие. Моталась и зомби, не отпуская добычу и увлекая за собой Мякинина. Миша понимал, что упади он первым – ему конец, ожившая дотянет до него.

Хорошо, что женщина была при жизни довольно стройной, а значит легче Мякинина раза в полтора, поэтому он смог свалить её. Оттолкнувшись ногами от земли, ему удалось вырваться, оставив в руках зомби кусок рукава, и вырвать арматуру. Разбуженные древние инстинкты самосохранения отбросили предательскую жалость и губительную мораль, и следующий удар пришелся прямо в глаз ожившей. Арматура насквозь пробила череп, брызнула чёрная мёртвая кровь. Миша сглотнул подступивший к горлу ком.

– Долго возишься, было бы их больше, уже бы сожрали тебя! – сурово-наставительно заметил один из защитников. Мякинин промолчал, приходя в себя от схватки и осматривая непривычное для себя поле оконченного боя с мертвецами. Остальные, подобрав женщину и ребенка, споро несли их к школе-крепости. Виталий, обернувшись к Мише, указал ножом в сторону домов, откуда лезли на ужин один за другим десятки оживших, гул от их глоток сливался в один сплошной рык.

– Глянь, полезли твари! Завтра снова уводить их придётся. А может и сегодня, если успеем, пусть их побольше соберётся!

Ворота закрыли, снова подперев их стальными трубами. Женщина рыдала навзрыд на плече у седого защитника, сквозь её рыдания Миша смог только разобрать:

– Толпа…ворвались…Рому в клочья…говорила ему…

Помешал слушать Редькин, неслышно как оказавшийся рядом и хмыкнувший в самое ухо:

– Ну что, теперь и ты убийца!

– А ты где был? – огрызнулся Миша.

– Всё, ша! – прикрикнул на них Филиппов. – Вы двое на фильтрацию, ужинать и спать, а завтра разберёмся!

Так называемая фильтрация очень напомнила осмотр у дерматолога. Доктор велел раздеться донага и тщательно осмотрел поверхность кожи. Скучную процедуру неожиданно скрасил Лёха, хоть и шутил бородато и плоско, вроде: «Доктор, ягодицы раздвигать? Прошлый раз у меня отсрочкой пахло!», «не подходите близко, после вахты у меня на всё живое непроизвольная эрекция!». Потом их отвели в спортзал, где, как оказалось, жили люди. От увиденного обалдел даже Мякинин, никак не могущий отвлечься от мыслей о семье: зал напоминал небольшое индейское поселение. Вдоль и поперёк зала были натянуты верёвки, на которых висели шкуры и одеяла в качестве ширм, разделяющих комнаты. Весёлые сорванцы со смехом носились, врезаясь в мягкие «межкомнатные» стены, недалеко кто-то перебирал струны гитары. На потолке вместо ламп дневного света мягко по-барному лучились светодиоды. Настоящий постапокалиптический сюрреализм.

– А что, классов на всех не хватило? – спросил Миша сопровождающего их уже знакомого Серёгу.

– И да и нет, – ответил тот. – Здесь гостиница, а также казарма для тех, кто теперь боится закрытого пространства, а таких, поверь, теперь много, после того, как ожившие ловили их в тесных квартирах. Пойдём, покажу вам ваше лежбище.

– Я с ним рядом спать не буду! – напомнил о себе Редькин, кивнув в сторону Мякинина.

– Тебе и не потребуется, – хмыкнул Серёга. Он отвёл Редькина по «коридорам» к дальней от входа стене, где была огорожена маленькая комнатка, которую почти всю занимала надувная кровать, застеленная оленьей шкурой и стёганым одеялом.

– Ого, ничё так шконяра! – сказал Редькин, плюхаясь на матрас.

– Не шуми, люди кругом, – пристрожил Серёга.

– А я не человек? Давай, вертухай, задёргивай вход, спасибо за номер!

– Пожалуйста!

Серега вернулся к Мише, торчавшему у входа и всё ещё с интересом разглядывавшего «стойбище».

– Ты где взял этого придурка? – спросил Мякинина Серёга.

– Сам удивляюсь. Где мой вип-номер? Мне желательно с мини-баром.

– Э нет, – замотал головой провожатый, – тебя Виталик ждёт. Сказал этого клоуна уложить, а тебя привести. Пообщаться он хочет зачем-то.