Ожившие (Полночь)
Шрифт:
Айс покачал головой, давая понять, что не знает.
– Нам больше ничего не остается, – сказала Катрин, стараясь казаться спокойной. – У нас нет даже воды.
– Черт с вами, – сдался Влад. – Скажи ему, пусть подгонит свою посудину ближе, мы не затащим Марину.
Когда они оказались на борту, мужчина в платке запустил двигатель.
– А моя рука, Владик? – дрогнувшим голосом проговорила Марина и, пошатнувшись, повернулась к мужу. – Она… останется там?
– У тебя будет рука, – сказал Влад, но уверенности в его голосе не чувствовалось.
– Мне больно, – произнесла
– Все будет хорошо, – твердо сказал он.
Катер медленно тронулся с места.
Поднявшаяся со дна акула была как две капли воды похожа на ту, что висела на кране, только еще больше. Она всплыла на поверхность, как баллон с воздухом, очутившись прямо перед пареньком. Тот замер, болтая в воде ногами, зубы непроизвольно разжались, выпуская злосчастные пятьдесят долларов, но юноше было уже не до денег.
Эд, переменившись в лице, что-то кричал подростку, но тот был настолько парализован от страха, что не слышал и не видел ничего вокруг себя; весь его мир сузился до гигантской морды белого чудовища, вынырнувшего, казалось, из самого ада.
– Держи веревку! – гаркнул Эд Вячеславу и, забежав в рубку, выскочил через секунду с карабином. Вячеслав, мало что соображая, с тупым видом ухватился за конец троса.
Акула не предпринимала никаких действий, и почему-то это пассивное поведение больше всего страшило Татьяну. Громадная рыбина просто держалась на поверхности, в каком-то метре от перепуганного до смерти мальчишки, и смотрела прямо на него. Акула словно что-то выжидала.
Эд прицелился. Папаша Дриппи хотел что-то сказать, но передумал.
– Не надо, Эдик, – вдруг произнесла Татьяна, удивляясь сама себе. – Ты… разозлишь ее.
Эд опустил ружье и что-то крикнул парню. Тот набрал в грудь воздуха и нырнул. Акула тут же опустилась вслед за ним, не позволяя юноше поднырнуть под нее и добраться до заветного бочонка. Спустя какое-то время паренек выскочил на поверхность, хватая ртом воздух и отплевываясь. Он заплакал и попытался отплыть в сторону. Напрасно, каждый раз, когда он предпринимал попытку приблизиться к веревке или бочонку, перед ним неизменно возникала морда акулы. Крохотные глазки, не мигая, с ледяным спокойствием наблюдали, как человек постепенно впадает в неконтролируемую панику.
Эд принялся молча раздеваться.
– Ты что?! С ума сошел? – закричала Татьяна и, позабыв, что рядом находится муж, повисла на Эдуарде.
Папаша Дриппи кашлянул и пошел выбирать гарпун, а Эд схватил другой бочонок и, быстро привязав к нему новый трос, кинул его в воду, чуть дальше от акулы. Бочонок упал удачно, почти в метре от мальчишки, и тот уже почти ухватился за него руками, как акула неожиданно с силой боднула его прямо в грудь. Вскрикнув, подросток выпустил веревку и от сильного удара перекувырнулся в воде. Мощное рыло, покрытое шершавой плакоидной чешуей, содрало клок кожи с его узкой груди, и юноша закричал от боли.
– Что ей надо? – срывающимся голосом проговорила Татьяна.
Несколько минут прошли в томительной неизвестности. Парень все так же бултыхался в воде, что-то жалобно крича на своем языке, а люди на борту, ошеломленные происходящим, стояли в каком-то ступоре и совершенно не знали, как ему помочь. Акула не подпускала парня к катеру.
Каждый раз, когда подростку кидали веревку, акула отталкивала его в сторону, бодая своей конусообразной головой. Наконец Папаша Дриппи не вытерпел и, вырвав у Эда ружье, выстрелил. Пуля вошла в тело акулы рядом со спинным плавником, но та, казалось, даже не обратила на это внимания. Мальчишка опять попытался ухватиться за веревку. Папаша Дриппи выстрелил снова, и неожиданно акула сделала короткий бросок вперед, увлекая за собой юношу. В пене мелькнули худые исцарапанные ноги.
Когда парень вынырнул из воды, лицо его было искажено гримасой боли, и из его горла вырвался душераздирающий крик. Татьяна почувствовала, что у нее внутри словно что-то оборвалось – у парня не было кисти левой руки. Он болтал обрубком, веером разбрызгивая кровь, и истошно звал на помощь. Папаша Дриппи отбросил карабин и схватил гарпун. Акула перевернулась в воде и погрузилась в глубину.
– Держи!!! – ревел Эд, но обезумевший от боли и ужаса юноша словно не слышал его. Папаша Дриппи метнул гарпун, но промахнулся. Наконец мальчишка заметил плавающую буквально у него под носом веревку и трясущейся рукой стал обматывать ее вокруг локтя искалеченной руки.
– Быстрее, – шепотом молила Татьяна.
Из глубинной синевы быстро поднималось бесформенное белое пятно, и она до боли в пальцах вцепилась в борт. В это же мгновенье тело юноши подбросило вверх, и он, распластавшись, неуклюже плюхнулся обратно в воду, подняв тучу брызг. Акула чуть ли не наполовину высунулась из воды и накрыла своим исполинским телом мальчика. Папаша Дриппи метнул еще один гарпун, попав акуле в бок, рядом с брюшным плавником. Он рассчитывал, что пока она будет пытаться освободиться от гарпуна, у мальчишки появится шанс выжить. Однако все вышло вовсе не так, как он предполагал.
Акула, извернувшись, поднырнула под тело подростка, и ее громадные челюсти сомкнулись на его здоровой руке. Мальчишка захрипел, лишившись второй кисти, а рыбина молниеносно ушла в сторону и, набирая скорость, поплыла прочь от катера.
– Отойди! – только и успел крикнуть Эд. Татьяна попятилась назад, не сводя глаз с троса, – он дрожал, как обнаженный нерв.
Банг! В следующий момент крепительная утка была вырвана из обшивки и вместе с тросом исчезла в пене.
– Как нам его вытащить? – спросила Татьяна, слыша свой голос будто во сне.
Эд хотел что-то ответить, как огромное белоснежное тело, выпрыгнув из воды и описав причудливую дугу, торпедой понеслось к истекающему кровью мальчишке. Он уже не пытался выбраться – хвататься за веревку было нечем, и он просто инстинктивно шевелил разлохмаченными культями в розовой пене.
Акула ударила сбоку, и парня завертело, как юлу. После этого белая громадина ушла под воду и, очевидно, схватила его за ноги, потому что подростка стало крутить по кругу, при этом его тело торчало из воды чуть ли не по пояс. Мальчик уже не кричал, он просто смотрел перед собой невидящим взглядом и шевелил бескровными губами. Его дочерна загорелая кожа стала бледной, почти как брюхо его морского убийцы.