Оживший камень
Шрифт:
— Я сейчас всё изучу, а вы пока… — Казаринов огляделся, тщетно пытаясь найти, чем скрасить моё ожидание. — Подождите.
И, не ожидая ответа, погрузился в дело, листая снимки. Хмурился, хмыкал, качал головой и утыкался в мобильник. Потом лицо его просветлело и я было обрадовался, но юрист просто вспомнил об очках и водрузил их себе на нос.
Продолжалось это долго. Михаил подошел к делу серьезно, возвращался и перечитывал. Один раз даже поднялся, достал откуда-то старинную книгу, сверился там с чем-то и вздохнул.
У меня нарастало
Так что, когда он наконец закончил и заговорил, я был готов.
— Знаете, Александр Лукич, я в какой-то мере даже восхищен. Очень грамотная работа.
Для меня его восторг означал лишь одно.
— Дела плохи?
— Жаль вас расстраивать, но да, очень плохи. Ни одной лазейки не оставлено. Над договором хорошо потрудились. И, если хотите знать мое мнение, целенаправленно потрудились.
— Что это значит?
— Вот смотрите, — Михаил показал мне снимок. — Вот даже тут, в описи имущества. Она слишком уж подробная, в подавляющем большинстве случаев это пропускают. А тут ещё и с пунктом о том, что никаких изменений не допускается. То есть всё должно остаться на своих местах, без права сноса или переноса. И вот этот доп… Простите, дополнительное соглашение, о лаборатории.
— И что с ней?
— Лабораторией запрещено пользоваться. Очень хитро составлено, вроде как для сохранности всего находящегося внутри. Но по сути запрет на использование. Правда, как раз тут промах составителей. Указан конкретно граф Лука Иванович Вознесенский. Это ваш отец?
— Дед. Мой отец Лука Лукич, был… Неважно. Значит, в лабораторию нельзя только Луке Ивановичу?
— Именно так. И это странно, упустить такой момент.
— Я долго отсутствовал и меня считали погибшим, так что ничего странного.
А других артефакторов в нашем роду не было. Даже среди самой дальней родни.
— Ну это всё объясняет, — согласился юрист. — В общем, кроме как выплатить указанные суммы, не получится сохранить дом и землю. Ну или договориться об отсрочке, что маловероятно. Судя по всему, расчет именно заполучить ваш особняк.
Попробовать договориться всё же стоит. Не стоит сразу отвергать способ, не проверив его. Заодно и познакомиться поближе с теми, кто так жаждет заполучить наш дом.
— Подождите, — очнулся я. — Суммы? Там же одна сумма.
Внушительная, но подъемная, если хорошо постараться. Проценты, понятное дело, набежали. Но не больше же одолженного.
— Это сумма ссуды, выданной графу Вознесенскому, — с грустью пояснил Казаринов. — Плюс проценты, с виду они стандартные. Но в договоре множество пунктов, нарушение которых увеличивает долг в разы. Одна просроченная выплата процентов, а она кстати есть, и сумма становится огромной. Сейчас я посчитаю…
Юрист принялся что-то записывать по-старинке, на бумажке. Писал, вычеркивал, ругался едва слышно и в конце концов озвучил.
У меня дернулся глаз.
За такие деньги можно было купить два особняка. Причем в целом виде, а не полуразрушенном.
Как
В каком же отчаянии нужно быть, чтобы подписать подобное, не глядя? Но при этом не засунуть гордость куда подальше, чтобы позвать грамотного юриста. Или он позвал, но безграмотного?
Я отогнал все эти бесполезные мысли. Это в прошлом, а в настоящем мы имеем, что имеем…
— И увы, сумму необходимо выплатить именно роду Вознесенских. Никто другой закрыть долг не имеет право. Как и ссудить на закрытие долга. В договоре четко прописано, что средства должны быть получены в качестве оплаты работы или услуг, прибыли от производства и прочего. При этом будет проведена тщательная проверка законности… Мне жаль.
— Выполните ещё одну мою просьбу, Михаил Алексеевич. Мне нужно узнать как можно больше о заимодателях.
— Конечно же, — юрист снова посмотрел снимки. — Так, акционерное общество братьев Пархомовых. Первый раз слышу. Подождите, я схожу в архив.
Михаил подскочил, облачился в сюртук и вышел, оставив меня наедине с мрачными мыслями.
Целенаправленно, значит. У Вознесенских вражды ни с кем не было, насколько я знал. Хотя дед, с его бурным военным прошлым, мог заиметь недоброжелателей.
Ну а так, с артефакторами все хотели дружить. Соперник? Глупость какая, дар редкий и заказов на всех хватит.
Что-то тут было ещё, чего я пока не знал. Но обязательно выясню.
Казаринов вернулся нескоро. Я успел поискать в Эфире про этих братьев-ростовщиков. Ничего дельного. Регистрация в торговой палате, совсем свежая. Лицензия, список учредителей из тех же Пархомовых. Почтовый ящик в комерц-коллегии и всё.
Попахивало пустышкой, созданной специально для того, чтобы разорить деда.
Немногим больше выяснил и юрист.
— Удалось выяснить только один адрес. Тут, на Васильевском, недалеко. Представительская резиденция этого акционерного общества. Респектабельное местечко, я вам скажу. Просто так там не снять помещения. Интересное дельце…
Я вопросительно поднял брови. Что такого удивительного может быть в разорении рода?
— Вот в чем дело, — Михаил уселся на своё место и отодвинул в сторону коробку-катафалк ногой. — Пархомовы какой-то захудалый баронский род из Ростова. И ничего про них, кроме поместных записей, не было. А тут они появляются в столице, да с внушительным капиталом, достаточным для того, чтобы сразу получить лицензию. Понимаете?
Я честно помотал головой. Ничего постыдного в том, что я не разбираюсь в таких финансовых тонкостях, я не видел.
Всё, что нужно про финансы, я знал. Они — не проблема.
— Поручитель! Без влиятельного поручителя никакой капитал не позволит так быстро организовать подобное. Как и получить резиденцию в домах князя Нарышкина.
— И это значит…
— И это значит, что заинтересованное в вашем разорении лицо стоит гораздо выше. И мне нужно больше времени, чтобы выяснить, кто это.