Ожоги сердца (сборник)
Шрифт:
Однако не повезло моему земляку. В схватке с вражескими танками он чуть просчитался, и его ноги угодили под гусеницы. Машина раздробила ему ступни. Вернулся Николай в родную сибирскую деревню без ног, но сильные руки нашли дело. Отремонтировал старую жнейку, потом сел за руль колесного трактора. К концу войны женился. Появились дети: сын, три дочери и вот еще — самый младший — Ваня. Но случилась беда: отец и мать трагически погибли в автомобильной катастрофе. Не стало Коли Смородина, но боевые друзья-однополчане не оставили его детей. Они привезли семилетнего Ваню в город, где отважно сражался его отец, устроили в интернат. Ваня окончил десятилетку, стал
Раздумьями о молодых патриотах Волгограда, таких, как Ваня Смородин, я поделился с Александром Васильевичем Цыганковым. И он сказал, что вот уже второй год строительный отряд студентов пединститута безвозмездно работает в Урюпинском районе. Шестьдесят бойцов отряда строят корпус школы-интерната. Свой отряд они назвали «Данко».
Почти на всех заводах Волгограда есть бригады, почетными членами которых являются герои Сталинградской битвы. Бригады выполняют за них производственные задания, а причитающиеся героям заработки перечисляют в Фонд мира.
С Ваней Смородиным и Александром Васильевичем Цыганковым мы прошли к железнодорожному мосту через Царицу. Я пытался найти памятные мне блиндажи и капониры, но время сровняло их с землей. Лишь в одной неглубокой балочке, где в былую пору располагались огневые позиции минометчиков, сохранилась площадка. В центре ее догорал шашлычный костерок. Оттуда же доносился смех. Выйдя на площадку, мы увидели трех девушек. Они яростно смолили сигареты. С ними был парень. Будто не видя нас, он принялся громко настраивать поблескивавший в его руках транзистор.
И вот радиоприемник рявкнул, подхватив с полуслова песенную мелодию:
…Снова шумят хлеба Там, где прошли бои, Где, заслонив собой тебя, Спят сыновья твои…Рваный, взвинченный ритм, какие-то квакающие, визжащие звуки оркестра в мгновение ока наэлектризовали компанию. Девушки вскочили и принялись танцевать. Нет, это был не танец, а какое-то чуть ли не сомнамбулическое выламывание. Мы просто остолбенели.
Но радиопевец не унимался. Переходя с оглушительного фортиссимо на хриплый, «интимный» шепот, он выводил:
…Ненаглядная сторона, Только здесь я дома, только здесь. В синие очи смотрю, любя, Ты все, что было, все, что есть…И у каждого из нас родился немой вопрос: неужели это сочинено и исполняется с мыслью о той земле, на которой и за которую гибли наши солдаты? О той земле, на которой стояли мы, — пусть и не увенчанной мрамором монументов, но воистину святой?
Ведь именно здесь, перед мостом, в дни обороны совершила бессмертный подвиг Валентина Денисовна Стороженко. Мать двух сыновей — бойцов народного ополчения, Валентина Денисовна была схвачена гитлеровцами 14 сентября вместе с дочерью и крохотной внучкой в садике у своего дома на Нагорной улице. Под дулами автоматов ее заставили вести в центр города роту фашистских солдат, переодетых в красноармейскую форму. Дочь и внучка были оставлены в качестве заложников.
— Быстро, быстро! — торопил ее гитлеровский офицер, выпытывая кратчайший путь к Комсомольскому скверу, где размещались городской комитет обороны и узел связи.
Валентина Денисовна привела их к опорному пункту перед железнодорожным мостом через Царицу. Когда до наших огневых точек оставалось не более пятидесяти шагов, она крикнула:
— Сыночки, не верьте своим глазам! За мной идут чужие — переодетые гады. Стреляйте!..
Вражеская рота была перебита. Погибла и Валентина Денисовна Стороженко.
Что у нее было в тот миг на сердце, как решилась она на такой шаг — ведь дочь с внучкой находились в руках фашистов?! И все же мужественная женщина решилась.
Валентина Денисовна Стороженко — сталинградская мама… И рядом со мной Ваня Смородин — сын города.
Размышляя об истоках массового героизма, по опыту партийно-политической работы в дни боев на улицах Сталинграда могу сказать лишь одно: в суровых схватках на всех рубежах обороны города одновременно шло сражение двух идеологий. Исход его известен. Сегодня идет не менее напряженная борьба за мир, за торжество сил прогресса. Живая память о былых победах — прочная опора в этой борьбе.
II. РЕШИТЕЛЬНОСТЬ
Занимался июльский рассвет сорок четвертого. В лесу перед Западным Бугом он вступал в свои права медленно, вроде бы нехотя. Сначала из темноты появились верхушки могучих сосен, затем обрисовались зубчатые грядки островерхих елей, ушла тьма из чащи прибрежных кустарников, засверкала роса на касках гвардейцев, поредел синеватый туман над рекой.
— Скоро двинем, — выдохнул лейтенант Леонид Ладыженко, толкнув соседа локтем в бок. Он устал лежать неподвижно, и короткая июльская ночь, как видно, показалась ему нескончаемо длинной. Этот комсорг 220-го гвардейского полка, смуглый сибиряк с Енисея, непоседа, в атаку ходит непременно с ракетницей за поясом — обозначать себя: «Вот я где — не отставайте!» Сейчас ему не терпелось проверить, последуют ли за ним гвардейцы так же, как бывало в дни изгнания гитлеровских захватчиков с родной земли. Ведь за Бугом — Польша…
Утреннюю тишину распорол залп «катюш». Загремели батареи ствольной артиллерии, и будто сдвинулась корка прибрежной земли ближе к руслу реки. Комсорга словно ветром сдуло. Высокий, подвижный и гибкий, он устремился в роту автоматчиков, как было условлено заранее, — форсировать Буг на участке разведанного брода. Прошло не более двадцати минут, и на той стороне реки затрещали очереди наших автоматов. Там же взвилась зеленая ракета — сигнал комсорга: «Вперед, плацдарм захвачен!»
И весь полк, кто вброд, кто вплавь, кто на плотах, не чувствуя ни вязкости грунта, ни прохлады воды, пересек Западный Буг — границу Советского Союза с Польшей.
Вот уже остался позади справа польский населенный пункт Гнищув. Это случилось в седьмом часу утра 20 июля 1944 года. А к десяти часам уже два корпуса 8-й гвардейской армии — той самой, чьи части сдержали бешеный натиск врага на улицах Сталинграда, затем сражались в Донбассе, штурмовали Запорожье, брали Одессу и Ковель, — овладели плацдармом на западном берегу Буга на фронте протяженностью до пятнадцати километров.
Впереди Люблин, Люблинская возвышенность. Там наверняка мощные узлы обороны противника, прикрывающие подступы к Висле, к центру Польши. Надо бы остановиться, осмотреться, еще раз побеседовать с личным составом рот и батальонов о том, что волновало политработников, — не ронять чести советского воина в соседней стране.