Ожоги сердца (сборник)
Шрифт:
За Сызранью, на голой гриве, показались горбатые, засыпанные снегом «МАЗы». В кузовах громоздились связки деревянных брусков, полированной фанеры — сборная мебель. Один самосвал, второй… семь, восемь. А где еще два?
Свистит, завывает степной ветер. Даже останавливаться жутко возле дышащих морозом многотонных громадин. Шоферов не видно. Вода из радиаторов слита. Кабины закрыты, зеркала и стеклоочистители сняты. Молодцы, оставили машины без паники. Но как теперь их стронешь с места, если солярка загустела, а масло в двигателях и смазка ходовой части закаменели? Эх, Вася, Вася…
Но не успел
— Здравствуйте, Рем Акимыч. Привезли керосин?
— Привез.
— Вот хорошо… Но мы уже нашли выход. Один за другим перетаскиваем самосвалы на платформе в теплый бокс Кузнецкой автобазы. Уговорил там товарищей: отвели место. Пока притащу второй, первый уже отогреется и пойдет.
— Все живы-здоровы?..
— Пока без потерь, вот только застряли…
— Как же ты не учел: в такой мороз дизельные двигатели заправляются зимней соляркой, — упрекнул Акимыч и тут же пожалел об этом: взгляд у парня потускнел, на лице появилась отчужденность. — Садись-ка в кабину, — поспешно проговорил он.
— Как не учел?! — Ярцев выдернул из нагрудного кармана листок. — Вот, — сказал он, — вот справка Пензенской заправочной станции: солярка выдана по зимнему стандарту, но анализ показал, что это самый настоящий летний стандарт. Кто-то поленился разбавить солярку керосином или просто жулик…
Стало ясно: работники нефтебазы нарушили технологию подготовки дизельного топлива для зимней заправки, и Ярцев, вероятно, наделал там шуму, не зря же вооружился такой справкой.
— А почему твой двигатель не заглох? — спросил Акимыч и тут же заметил: на руках Ярцева волдыри от ожогов, ладони вспухли.
— Вовремя спохватился, — ответил тот, — подогревал насос факелом, а то бы все тут в звонкие чурбаки превратились…
«Руки обжег парень. Мог и машину спалить, которая теперь уже числится на балансе автоколонны. Попробуй после этого списать ее. Не один год будет висеть на шее» — так с тревогой подумал Акимыч о своем завтрашнем дне, однако на язык пришли другие слова:
— Молодец, не растерялся. Люди дороже…
— Дороже, но как бы вы списали эту машину? — спросил Василий, будто зная, чем обеспокоен механик.
Акимыч махнул рукой:
— Не говори глупостей!
— Спасибо, — смягчился Василий. — Но мне показалось, что вы больше озабочены материальной ответственностью, так сказать, балансовой стоимостью этих машин.
— Все-таки ты, Ярцев, скандальный человек.
— Главный скандал по этой поездке еще впереди.
— Какой? — насторожился Акимыч.
— Приедем на стройку, узнаете.
В самом деле, через месяц пришла бумага с Пензенской нефтебазы с жалобой, что «шофер Ярцев оскорбил сотрудников нефтебазы, угрожая применить кулаки…». Однако на этот раз Рем Акимович Угодин даже удивился, почему в ней не написали, что шофер Ярцев был хмельной. Послал ответ в самых мягких извинительных тонах и несколько недель носил в себе сомнение: «А вдруг по этой жалобе и по ответу на нее поступит запрос или явится представитель народного контроля уточнить, какие воспитательные меры применены к Ярцеву?» Решился поговорить с ним откровенно.
— Я знаю, что ты хранишь ящик со столярными инструментами, — сказал он. — Я заходил к тебе.
— Я не заглядываю в него, некогда. Сейчас в моде алюминий, стекло, и я со своим столярным ремеслом буду похож на рыбака в безводной пустыне, — еще не понимая, к чему клонит Угодин, ответил Ярцев.
— Тогда признайся, кем ты собираешься стать? — спросил Акимыч.
— Шофером-испытателем.
— Не советую, лучше вернись к столярному верстаку.
— Все ясно. Можете писать приказ об увольнении или сами уходите из автоколонны. Иначе на ближайшем партийном собрании, где меня будут принимать в члены партии, вам придется краснеть.
Прошло еще немного времени, и Рем Акимович вынужден был просить Ярцева забыть разговор о столярных делах и признался, что собирается уходить из автоколонны в управление литейного производства строящегося завода. По специальности, что значилась в дипломе, он металлург…
От Усинского карьера до Жигулевска почти сорок километров. Этот участок дороги можно назвать самокатным. Лишь один подъем к Переволокам надо брать с натугой, а дальше, после небольшого разгона, груженый самосвал катится по асфальту с выключенным сцеплением, как говорится, за счет бога. С бугра на бугор, с бугра на бугор, успевай только вовремя поддержать газом накат на изволоке. Выскочил и снова под уклон. Местами можно вовсе выключить зажигание и мчаться с ветерком.
Еще на прошлой неделе Ярцев подсчитал, что на этом участке можно достичь большой экономии горючего. И если бы рессоры самосвала могли выдержать перегрузку, то вместо пяти тонн щебенки можно грузить минимум восемь. В итоге каждый рейс — сто двадцать тонно-километров к плану без затрат. Таких рейсов можно сделать за смену три и даже четыре, если не будет задержки в карьере. К концу месяца экономия горючего составит более трех тонн. Об экономии масла для двигателя и других смазочных материалов он не думал: без смазки ходовой части на хороший накат рассчитывать не приходится. Решив закрепиться на вывозке щебенки из далекого карьера, который многие шоферы проклинали за плохую организацию погрузки, Ярцев попросил начальника колонны:
— Дайте мне стажера.
— Где его возьмешь, сам ищи. Оформим…
Охотников мотаться по скучной трассе не нашлось. Василий пригласил Мартына Огородникова — соседа по койке, удивительно сложного по натуре парня. Еще весной он пришел в комнату расхлестанный такой, с гитарой за спиной. Нарядился под итальянского специалиста, длинные волосы подкрашены в смолистый цвет, на ногах красные ботинки с желтыми кисточками. Открытка, а не парень со стройки! Сначала Василию показалось, что вроде видел его возле прицепного вагона в Сызрани с гитарой перед корзинкой с пончиками, но черты лица четко не запомнил, а напоминать не стал, мог ошибиться. Пусть сам вспомнит, если не забыл, куда пришлась ему пряжка и от кого. Однако тот лишь повел бровью, по-хозяйски осмотрел комнаты, кухню с газовой плитой и холодильником, ванную с душем, туалет, удивленно пожал плечами: дескать, какое же это общежитие — обыкновенная двухкомнатная квартира. Живи по-семейному и пользуйся всеми удобствами. После этого представился: