Паблисити Эджэнт
Шрифт:
Бочка взорвалась, раскидав добру часть толпы, я выдернул колдуна из драки и проорал ему в ухо, что нужно делать ноги или хотя бы выбраться из горящего дачного посёлка, но глянув на него более внимательно понял, далеко он не убежит, а тащить его у меня просто сил не хватит. Дело в том, что входя в транс боя он троекратно увеличивал свой вес, и поднять, а уж тем более тащить почти двести килограмм на себе я не в состоянии, я же не он, я только учусь.
Дотащив Михалыча до дома Кморина, я усадил его на крыльцо и огляделся, одурманенные после взрыва, в большинстве своём потеряли к нам интерес, лишь редкие персонажи порывались бежать
С улицы послышался шум возни, я высунулся из окна и увидел как два ды-дора пинаю моего деда ногами, а третий передёргивает затвор дробовика с явным намереньем прострелить Ялдыге голову. Я прекрасно понимал, что ни выбежать в дверь, ни выскочить в окошко не успеваю и потому, внутренне похолодев, ударил по серебряным струнам золотой форминги, на которой по преданиям играл сам Аполлона, и....
Глава последняя.
Я просто сбился со счёта.
Когда-то дядя учил меня играть на гитаре, и даже остался доволен моими небольшими успехами, но играть на гитаре, это совсем не то, что играть на форминге. Совсем не то, как оказалось.
После того, как мои пальцы весьма безыскусно коснулись серебряных струн мифического инструмента, во мне что-то лопнуло, как будто какая-то важная жила оборвалась, или точнее будет выразиться, ослабла, отпустила до того момента натянутые нервы. И вероятнее всего, то же самое произошло со всеми, кто находился вокруг меня.
Я плохо помню, как выбрался из горящего дачного посёлка, но отчётливо запечатлелось, как я тащу бесчувственного и полегчавшего колдуна на за-корках, и как мимо меня несутся обезумевшие, ничего не понимающие, и не помнящие люди, те самые, которые несколько минут назад пытались разо-рвать нас с Ялдыгой на куски.
Где-то на пол дороге к нам присоединился Петька, он бережно баюкал сло-манную руку, видно мои уроки впрок ему всё-таки не пошли, он молча за-брал формингу и так же молча топал до самой остановки.
Кстати, водитель подъехавшего автобуса долго не хотел пускать нас в салон, мотивируя это тем, что куски грязи и копоти он не возит, тогда немного пришедший в себя Ялдыга, гениально разыграл из себя сердечника погорельца, и водила, плюнув на чистоту, домчал нас до станции в мгновение ока.
Уже в городе, отправив Петьку в травм пункт, мы с Ялдыгой забурились в пельсисочную, расположенную не далеко от автовокзала с красивым назва-нием "Яма", в целлофановом пакете-майке с надписью "карусель" мирно покоилось оружие массового поражения, а на столе жарко бились друг о друга гранёные стаканы. Правда бились он не долго, сил на третью поллитру у на не хватило.
А потом....
Утро третьего дня, если вести исчисление от попойки с колдуном, я решил посвятить отдыху и расслаблению, и поэтому налил полную ванну горячей воды, высыпал в неё кучу разных расслабляющих средств, которые маман в своё время навезла из заграничных командировок, я погрузил в это благо-ухающее море своё бренное тело. Благоухало просто жутко, но и расслабля-ло весьма не плохо.
И только я прикрыл глаза, в надежде вздремнуть минуток пять, как в дверь начали настойчиво звонить и барабанить. Я поспешно выбрался из ванны, обернул бёдра полотенцем и, кипя праведным гневом, открыл дверь, за по-рогом стоял взъерошенный Петька, с загипсованной рукой, помятый Ялдыга, видно наше возлияние в честь Бахуса, не прошло для него даром.
– Вам чего?
– Не пустил я их в квартиру. Петька непонимающе вздёрнул на меня глаза, впихнул меня в прихожую и вошёл сам.
– Ты глянь Борис Михайлович он, видишь ли, ванные принимает.
– Вижу. Там на улицах народ потихоньку с ума сходит, город на запчасти раз-бирает, а ему и дела нет.
– Я вообще-то ничего такого не слышал.
– Ты хоть телевизор включал?
– поинтересовался Петька.
– Да он его только по большим праздникам включает, концерт Леонтьева по-смотреть например.
– Ага, скажи ещё группы "Комбинации".
– Тогда понятно.
– Пётр прошёл в зал, отыскал пульт, включил ящик, и пер-вое, что появилось на экране, были новости. Очень нехорошие, надо сказать, новости. Резко возросло количество квартирных краж, разбойных нападе-ний, угонов и грабежей, но самое удивительное в том, что произошёл просто всплеск немотивированной агрессии одних граждан, против других. Сотруд-ники милиции хоть и валятся с ног, но пресечь беспорядки, грозящие перей-ти в массовый беспредел, пока не в состоянии, ибо многие из них тоже за по-следние три дня совершили правонарушения той или иной степени тяжести, и поэтому временно отстранены от дел. И всё это шло по всем каналам, с ин-тервалом в пять минут, как бы нарочно ещё больше подогревая людей, каж-дой своей такой новостью раздёргивая и расшатывая им психику. По-моему, новостники реально не понимают, что валом негативной информации они укорачивают нашу с вами жизнь, стресс после таких новостей, обеспечен ка-ждому, а он здоровья не прибавляет.
– Ну, что скажешь?
– Кошмар.
– И всё?
– А что я ещё могу сказать?
– Но ведь мы можем же что-то сделать? Мы должны!
– Петя..., итит его мать, как я его нена... блю, за эти вот, "МЫ ДОЛЖНЫ!", вечно он такой..., весь из себя правильный.
– Что? Сыграть на этом демоническом инструменте ещё разок?
– Кивнул я на формингу висящую на стене на фоне чёрного кашмирского платка с сереб-ренной вышивкой, на который искоса поглядывал Ялдыга - Так никто из нас этого не умеет.
– Но в посёлке этом, Могилках, получилось! Вон, даже мне мозги прочистило, а уж одурманенные те вообще...
– Тебе!?
– Ни за что не поверил я.
– Тебе невозможно что либо прочистить, и не потому что там ничего нет, там лежит целый Сизифов камень, который на-столько упрям, что всё время возвращается к подножью горы, сколько бы этот Сизиф не бился. Просто более упёртых личностей чем ты, я ещё не встречал!
– Вообще вся наглость такого заявления меня ух как взбесила.
В комнате на несколько секунд повисла тишина, которую прервал необычно тихий голос колдуна.
– Однако Василий прав, нельзя не умеючи пользовать такую штуку.
– И по-кривившись он указал на стену.
– Ты и так дел натворил, возмущение внёс, а брякнул бы по струнам ещё раз, то вообще мог всё к лешему порушить.