Пацаны купили остров
Шрифт:
— Зачем думать о других? Каждый должен думать о себе. Вот и получится, что все думают обо всех. Это самое разумное — думать о себе.
— Нет, господин Гудмэн, — сказал Педро, не сводя глаз с графина с соком, — это уже было и это самая настоящая ложь: когда каждый за себя, все беззащитны перед сплоченной группкой эксплуататоров, перед теми, кто присвоил власть. Нет, мне более по душе иной принцип, он, действительно, справедлив: каждый — для всех. Тогда все — для каждого.
Босс протяжно зевнул, серебряной ложечкой ковырнул мороженое с ананасом — мороженое подал охранник, одетый официантом. На его громадных ручищах белые перчатки расползались по швам.
— «Каждый — для всех, все — для каждого» — это коммунизм, а значит, насилие, бедность, чепуха… «Каждый — для всех» — это, понимаете, не стимулирует личность. Чего ради личность станет выкладываться «на всех», если плодами ее труда завладеют вышестоящие, а самой личности в благодарность за ее труды бросят заплесневелый сухарь? Ведь так было, не правда ли?
— Не дурите маленьких, дяденька, — сказал Педро. — Какому шарлатану понадобилось вбивать нам мысль, что «на всех» — значит на вышестоящих? Если так случалось или еще случится, это как раз преступная измена принципам. «Каждый — для всех» — это осуществимо, когда каждый свободен и общего богатства достаточно, чтобы все жили богатой и справедливой жизнью.
— Этого не будет, — поморщился Босс. — Запомните: коммунизм — это ловкая шутка, бодрящая приманка для темных масс… Я не противник коммунизма. Нет. Пусть он живет. Чем он слабее, тем крепче наш лагерь. Уж мы позаботимся о том, чтобы наши дурачки не скрипели, когда умники будут делать свое дело… Для того чтобы коммунизм не испарился вовсе, я лично предложил бы соединить коммунизм с капитализмом. Вот чем должны заняться коммунистические страны, если хотят, чтобы мы с ними хорошенько сотрудничали. Они сотни лет будут совмещать одно и другое, как совмещали пол и потолок. — Он весело расхохотался.
— Хорошая шутка, но уже с бородой, дяденька, — сказал Алеша. — Вы порочите коммунизм, но вообще-то вы ничего не знаете о коммунизме, потому что все, что было, — это совсем не коммунизм, только подступы к нему, подступы пока что неумелые, неуклюжие при множестве нечистых рук… Вы же первый скорее лопнете, чем позволите народу свободно создать хотя бы одну, но настоящую коммуну… Нет, не было и не будет свободы выше, чем коммунизм. Не было и не будет справедливости и правды полнее, чем коммунизм.
— Настоящие волчата, — подумав, заключил господин Гудмэн. — Ну, так смотрите же, смотрите, как едят и пьют люди, которые плевали на коммунизм. А вы сосите лапу… Вот уморю вас всех, и об этом не узнает ни одна душа в мире… Не проще ли, не выгоднее ли пойти на компромисс?.. Когда на пути скала, скалу надо обойти, не правда ли? У нас на Западе все так и поступают. Всегда легко сговориться, зная, что слабый уступит, согласится на то, что ему предлагают.
Ребята молчали. Босс посмаковал мороженое и сказал:
— Наслушались своих учителей. А надо было их не слушать, надо вообще отвергнуть все назидания, если вы свободные люди… Надо жить весело. Никого не слушая, особенно родителей… Исходить нужно не из каких-то там правил, а из обыкновенной живой жизни… Ешьте мороженое, бездельничайте и ходите в кино… В конце концов мир состоит не из классов, а из обыкновенных людей, у которых полно общих интересов. И миллионер, и поденщик — они прежде всего люди. Каждый из них болеет насморком и носит носки. И, между прочим, за миллионом стоит большой труд, его уважать надо. Не каждый может добыть миллион. Нельзя делить мир на друзей и врагов, мир един и неделим.
— Господин Гудмэн, — сказал Педро, — вы взрослый человек, а пытаетесь обдурить нас, будто маленький мальчик, которому надо напоминать садиться на горшок.
Босс побагровел.
— Это что, дерзость?
— Нет, не дерзость, дяденька, — сказал Алеша. — Просто я и мой друг, мы оба считаем, что миллионер — это всегда вор, если вокруг толпы бедняков. В мире есть правда и ложь, честь и бесчестье, справедливость и насилие. Стало быть, есть друзья и враги… Ответьте, вы нам друг или враг?
— Самый настоящий друг!
— Тогда зачем же вы лишили нас свободы и бросили в тюрьму?
— Потому что я хочу помочь вам правильно пользоваться свободой. Вы не знаете, что такое истинная демократия. Вы жертвы коммунистических догм.
— Но мы не хотим такого учителя, как вы, господин Гудмэн, — сказал Педро. — Мы хотим домой, на родину.
— У солидных людей дом там, где они живут, и родина — там, где им платят деньги. Я ваш друг и не хочу, чтобы вы делали глупости.
— Господин Гудмэн, — сказал Алеша, — вы хотите, чтобы мы считали вас другом и любые ваши действия принимали за заботу о себе?
— Именно так.
— Даже если вы заживо бросите нас в муравейник?
— Зачем же крайности? — рассердился Босс. — Мы деловые люди. Всякий, кто не умеет поддерживать деловых отношений, терпит фиаско… Вы извините, мои друзья, я вынужден подержать вас в тюрьме, пока вы не образумитесь и не поймете, что я ваш друг.
Он подал знак, появились охранники в масках и вновь отвели ребят в темную камеру.
ПУГАЮТ
— Я умираю от жажды и голода, — сказал Педро. — Кажется, мы напрасно не пошли на компромисс, хотя бы для вида. Наелись бы, напились, а там было бы видно.
— Нет, — возразил Алеша. — Конечно, грязную лужу и скалу следует обходить. Но здесь речь идет о другом. Тот, кто стремится к достойной цели, не имеет права пользоваться недостойными средствами. Недостойные средства исключают достойную цель… И потом, у меня своя гордость: почему я должен уступать этому негодяю? По какому праву он издевается надо мной? Да кто он такой?
— Он более сильный.
— Он более сильный потому, что пользуется чужой силой, силой обманутых и купленных людей.
— Согласен. Но есть-то все равно хочется.