Пациент скорее жив
Шрифт:
– Боже ты мой… – пробормотала я, отшатнувшись. – Да тут у тебя целая аптека! Откуда…
Еще не закончив вопроса, я уже знала ответ: вот куда, оказывается, пропадают медикаменты со склада!
– Ты не понимаешь! – воскликнул Антон, сделав шаг ко мне, но я быстро отскочила к двери.
– Не вздумай подходить, а то закричу! – предупредила я, держа створку рукой: так мне казалось безопаснее, хоть в коридоре и не было ни души.
– Не дури, Анна! Что, ты думаешь, я могу с тобой сделать? – развел руками Антон.
– Уж и не знаю теперь – после того, что увидела!
– Ну что, что такого
– И с какими лекарствами! Одних барбитуратов тут на немыслимую сумму. И знаешь, что самое интересное? Именно они в больших количествах пропадают со склада в последнее время!
Антон, очевидно, понял, что отпираться дальше бесполезно. Парень отступил на шаг и запустил пальцы в густую светлую шевелюру. На лице его читалась растерянность, и я осмелела, сообразив, что медбрат, судя по всему, не собирается на меня нападать.
– Что… что ты собираешься делать? – спросил он упавшим голосом.
Я пока не знала ответа на этот вопрос, а потому решила потянуть время, пока не соображу, нельзя ли извлечь из данной ситуации какую-нибудь выгоду.
– Все зависит… – уклончиво произнесла я. – Скажи, зачем тебе такое количество барбитуратов? Сбываешь пациентам? Или приятелям?
– Ничего подобного!
В голосе Антона звучал чуть ли не праведный гнев. Глядя на его покрытое испариной лицо и воспаленные глаза, я вдруг начала кое-что понимать.
– Ты… сам это все принимаешь?
Он отвел взгляд.
– Господи, Антон, да ты же так помрешь! Такое количество… У тебя же медицинское образование, и ты не можешь не знать…
– Да ладно тебе меня лечить! – зло и отрывисто прервал меня парень. – Ты что, моя мамочка?
– Вот она обрадуется-то! – парировала я. – Когда узнает, конечно. А уж когда Марина…
– Сколько ты хочешь? – глухо спросил Антон.
Я подошла к нему, все еще с опаской, но постепенно обретая все большую уверенность. И я уже поняла, как воспользуюсь неожиданно полученной информацией.
– Сколько? – повторил медбрат.
– Ой, Антош, у тебя столько нет, сколько я на самом деле хочу, – ответила я. – Но у тебя все же есть один небольшой шанс.
– Говори!
– Я тут, видишь ли, человек новый, а ты уже какое-то время работаешь, нужных людей знаешь…
– Ты хочешь «толкать» медикаменты? – Глаза парня расширились.
– Да нет, успокойся: если у тебя тут бизнес – дело твое, я не влезаю. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня узнал.
– Узнал? – внезапно насторожившись, переспросил медбрат. – О чем?
– Ничего незаконного. Мне нужны всего лишь сведения о нескольких пациентах, лежавших в больнице. Особенно о двух, если быть точной, но про остальных мне тоже было бы очень интересно выяснить.
Я решила не уточнять, что остальные люди из списка Лицкявичуса, возможно, и вовсе никогда не являлись пациентами Светлогорки: пусть парень поработает, авось найдет что-нибудь стоящее!
Антон смотрел на меня внимательно, склонив голову набок. Выглядел он озадаченным, но, похоже, уже совсем успокоился.
– И ты… никому не расскажешь? – уточнил он наконец.
– Про наш маленький секрет? Клянусь! – И я сделала рукой жест, словно зашивая себе рот. – Ни единой живой душе. Я дам тебе список, а ты, как что-то найдешь, сразу же мне сообщишь.
– Идет! – кивнул медбрат. – Кстати, зачем тебе такая информация?
– А вот это, миленький, тебя не касается, – усмехнулась я. – Я же не уточняю, зачем тебе, помимо седативных препаратов, еще и, например, бетасерк – в сумке пачек пять лежит. А еще там есть тулип – у тебя что, холестерин повышенный? Все, между прочим, дорогие лекарства. Кроме того…
– Ладно-ладно! – воздев руки к небу, воскликнул Антон. – Твое дело – твое, а мое – только мое.
– Ну вот и умница! – похвалила я, потрепав его по руке. – Но ты все-таки задумайся, Антоша. О своей жизни задумайся, ведь не мальчик уже, а здоровье, если потеряешь, не вернешь. Зачем тебе травиться?
– Я думал, мы договорились… – криво ухмыльнулся парень. – Каждый занимается только своим делом, верно?
Сегодня решила зайти в универмаг: одежды, взятой мною из дома, явно не хватало. Мама настояла на том, чтобы самой собрать мне чемодан, и, естественно, позаботилась о теплых вещах, прослышав о том, что в Скандинавии прохладно даже в июле, так что легких футболок и брюк среди моего «багажа» оказалось всего ничего. Погода же, как назло, стояла невероятно жаркая – столбик термометра показывал тридцать два градуса! Думаю, ничего не может быть хуже жары в городе, особенно таком влажном и грязном, как мой родной Питер. Возможно, меня обвинят в отсутствии патриотизма, но я не считаю патриотизмом восхваление того, от чего меня с души воротит, лишь потому, что я тут живу. Жара заставляла все, чего не замечаешь в прохладную погоду, вылезать наружу: жуткие запахи прогорклого масла и мяса сомнительного качества, доносившиеся из уличных киосков по продаже хычинов и чебуреков, а также «ароматы» близлежащих помоек; толстый слой пыли и грязи на асфальте, плавящемся на солнце, словно масло на огне.
Я убеждала себя в том, что моя поездка – всего лишь необходимость, но в глубине души понимала: это не совсем так. Я просто устала от своего вынужденного одиночества.
Кондиционер в торговом центре успокаивал мою разгоряченную солнцем кожу, и я с удовольствием предалась одному из своих любимых занятий – разглядыванию витрин. Цены пугали нулями, но мне все же удалось приобрести по распродажной цене парочку топов и легкие белые джинсы. Также я купила две пары сандалий (по цене одной, как гласила надпись на ценнике) и длинную цветастую юбку, которая, конечно, больше подходила для пляжа где-нибудь в тропиках, но мне уж больно понравились ее глубокий синий цвет и крупные бордовые лилии.
Настало время возвращаться, ведь я выполнила свой план и, что гораздо важнее, исчерпала материальные резервы. О том, чтобы идти пешком с сумками, не могло быть и речи – жара и тяжести несовместимы. Следуя указаниям Лицкявичуса, я старалась в автобусе не ездить: конечно, мало шансов встретить знакомых так далеко от мест, где я живу и работаю, но наш мир такой маленький! Но сейчас я решила все же прокатиться на общественном транспорте. И меня удивило количество пассажиров в столь ранний час: предполагается, что днем большинство людей должно работать.