Падь Золотая
Шрифт:
— Дедушка в следах не хуже понимает, — сказал Федя. — Зимой мы с ним ходили на базу. Я увидел след, говорю: «Наверное, волк пробежал», а дедушка сказал: «Собака». И правда, прошли немного — собаку увидели.
— То зимой! На снегу каждый охотник след прочитает. А летом нет, трудно… Если это Алька костер разжигал, значит, он впереди нас, по нашей же дороге шел.
И дедушка, если бы он был следопытом, посмотрел бы на след и сразу сказал: мальчишка впереди идет!
— Ужин, ребята, совсем переварится, — напомнила Наташа.
— Ладно! — выпрямился Женя. — Завтра с тобой, Федя, встанем чуть свет и пойдем вперед. Бегом побежим, но догоним — никуда не денется! Дедушке скажем, что на разведку…
Сергей Егорыч, бесшумно и неторопливо шагая в своих длинных броднях, заканчивал последние приготовления к ночлегу, изредка взглядывал на встревоженных ребят, но ничего не спрашивал. А они, сославшись на усталость, после ужина сразу улеглись.
Повозившись, ребята затихли. Только разведчик экспедиции долго ворочался. Ведь во всем виноват он один. Не проговорись тогда Алик, все бы хорошо было. Да и как разведчик он сегодня сплоховал. Кому, как не ему, полагалось определенно узнать: что за человек впереди? Дедушка еще сидел у костра. Сначала курил, потом, держа далеко в вытянутой руке книгу и шевеля губами, читал. «Жюль Берн», — с трудом разобрал Федя на обложке. И мысли его опять вернулись к Алику.
Наконец уснул и дедушка. Он лег не на постель, а по вечной привычке таежника — у костра. Спину накрыл телогрейкой, босые ноги протянул к огню. Потухшая трубка выпала изо рта.
Толстые полусырые кряжи, положенные особым образом, едва тлели, изредка вспыхивая слабым пламенем, но источали сильное, равномерное тепло. Дедушка назвал такую укладку дров «кабанчик». На два кряжа, положенные один на другой стенкой, кладутся поперек еще тричетыре кряжа, так что образуется подобие навеса. Под ним и разжигается костер. Дров уходит совсем мало, а жарко.
Тайга словно ждала, когда уснет дедушка. Сразу же треснул сучок под чьими-то осторожными шагами. Мигом отлетели мысли об Алике.
— Не бойся, Наташа… — прошептал Женя.
— Я не боюсь.
Вот кто-то жалобно вскрикнул, застонал и заплакал, как ребенок.
— Женя, это волк?
— Не знаю.
— Наверное, он… Дедушка, волки! Вот-вот… Слышите? Сейчас они Савраску… Вставайте!
Но дедушка спал. Он даже не пошевелился и сочно, со свистом всхрапывал, так что усы шевелились.
— Сергей Егорыч! Дедушка!
— Иди разбуди… — послышался чей-то шепот.
— Сам иди…
Вдруг кто-то близко от табора громко закашлял, хрипло, сердито: «К-хыы!.. К-хы-ы!»
— Наверное, рысь…
— Или медведь…
— Дедушка, звери! Давайте патроны, скорее! Проснитесь!!
Спит. Даже не пошевелится. Похрапывает. И Савраска подстать дедушке: стоит около костра, дремлет, уши развесил, даже глаз не откроет. Умный конь бы заржал, захрапел, ногами затопал, чтобы разбудить беззаботного хозяина.
— Женя, голубь здесь?
— Вот он… Нахохлился, спит.
Прошло десять — двадцать минут. Тишина, молчание… Что же такое было?
— Ребята, — прошептал Паша, — может, звери испугались нас, услышали голоса…
— Боятся?
— Честное слово, боятся! Ведь день шли — ничего. За Федькой мы отправились — никто на нас не напал. И сейчас звери только издали рычат, к нам не подходят. Конечно, боятся!
Но, словно в опровержение его слов, случилось такое!.. Рядом, совсем в нескольких шагах, что-то страшно ухнуло, закричало, захохотало. Потом хохот резко оборвался, и в наступившей жуткой тишине раздался страшный щелк: кто-то свирепо и кровожадно лязгал чудовищными зубами. Голубь в клетке забился и захлопал крыльями. Ну, всё, конец!..
— Наташа, не бойся…
— Дедушка!
— Борька, ты слышишь?
— Не-не знаю…
Женя с Федей, не говоря ни слова, начали одновременно вылезать из-под одеял.
— Женя, Федька, куда?
— Куда?! — сердито откликнулся Федя, нашаривая картуз. — На разведку.
— Сейчас мы, Наташа, всё узнаем, — застегивая воротник, сказал Женя.
— Не ходите! — вцепилась в обоих Наташа. — Вам говорят, не ходите!
— «Не ходите»! — буркнул Федя. — Ты портная, а я разведчик. Потом сама скажешь, что приказ не выполняю, свою работу забыл.
— Ложись сейчас же! — ничего не слушала Наташа. — Федька… отколочу! Думаете, не справлюсь? Ну? Ложитесь!
Оба покосились на Наташу, смущенно переглянулись, затем, не глядя друг на друга, легли.
Страшный щелк и хохот меж тем удалялись. Гукнуло еще раз, и все стихло. Ребята подняли головы и переглянулись. Все — бледные, но целые и невредимые. Так же, как вечером, потрескивает костер. На столе в порядке сложены посуда и продукты, в изголовьях — составленные пирамидой ружья. Спокойно дремлет Савраска и похрапывает дедушка. Совсем успокоился и спит в клетке голубь. Только темнее стало вокруг. Тайга будто теснее обступила, и звезды на небе переменили положение.
Ребята снова переглянулись. Может, правда, таежное зверье боится человека? Или звери нападают лишь в глухой тайге? А здесь еще не глухая — Монгон недалеко…
Вдруг снова раздался так напугавший ребят страшный хохот и гуканье, но уже очень далеко. Сейчас это не произвело никакого впечатления. Вслед за хохотом вдали крикнул какой-то другой зверь — звонко, протяжно…
Должно быть, на этот раз кричал кто-то действительно очень опасный, потому что дедушка сразу вскочил и повернулся в сторону звуков. С лица его исчез сон. Будто он и не спал.
— Дедушка! — подскочил к нему Паша. — Вы спите, а мы никак не могли вас разбудить. Кругом звери…
— Тише, тише, герои! — оборвал дедушка окруживших его ребят и стал настороженно прислушиваться к тишине ночи. — Что-то там, правда, неладно…
Через несколько мгновений ребята опять услышали протяжный, странный крик.
— Человек кричит! — вздрогнул дедушка. — Человек!
— Алька! — разом ахнули ребята.
Дедушка, приложив к ушам ладони, продолжал вслушиваться, но крик больше не повторялся. Потянул влажный ветерок, раздувая костер; ночь словно отступила, и смутно замаячили невидимые до этого разлапистые сосны.