Падай, я ловлю
Шрифт:
– Что он тебе сказал вчера? – любопытствую, скрывая улыбку за пирожным.
– Фиктивно, – кривит губы Карина. – На время.
– Романтик, – фыркаю с набитым ртом.
– Спасибо за яблоки, – ухмыляется, кивая вбок, где стоят три коробки с горкой. – Вкусные. Но вкуснее – идиотское выражение лица, с которым он мне его вручал, – ехидно улыбается и делает глоток
– Почему деньги не взяла?
– Почему же не взяла, – пожимает плечами и деловито откусывает от песочной корзиночки, а я откровенно давлюсь чаем.
День 20
– Сашуль, – шепчет Родион, целуя в шею, а я томно улыбаюсь и с удовольствием потягиваюсь. – Помнишь, какой завтра день?
– Какой? – мурлычу сонно, запуская пальчики в его волосы.
– День нашей свадьбы, – вздыхает Туманов.
– Твою мать! – рявкаю в голос, резко открывая глаза. – Платье!
День 21
А стол мы накрыли в гостиной, для самых близких. Всего одиннадцать человек включая нас самих, но столько искреннего смеха, слез счастья, теплых поздравлений и любви на квадратный метр, что только Даня не выдержал, отчалив раньше остальных. Все прочие гости поняли, что пора расходиться, когда у Карины отошли воды.
Много дней после
Квартиры без сожаления променяли на загородные дома. Никогда еще решения не были такими простыми и логичными: с тремя детьми стало слишком мало места. С тремя девочками, обожающими, когда папочка в зубах притаскивает очередной наряд. Моя школа. Моя гордость. Мое безграничное счастье.
Зотов так и не развелся. Спустя год после росписи, на которую они никого не позвали, сделал повторное предложение, отобрал «фиктивное» кольцо и передал его Борисову как эстафету. Спустя еще год Карина снова забеременела, ее ухмылка стала шире, а Зотов изъял из разговорной речи слово «ведьма» и заменил его на «тебе что-нибудь нужно?».
Даня женился через два года после развода. На Марине. На тех же условиях. Мы редко видимся, слишком сильно
Вася оправдал все ожидания Сергеича. За эти годы провел несколько крупных расследований, но предпочел остаться в тени, хотя, в одной из газет мелькнула строчка-упоминание о неком частном детективе, без содействия которого дело так и осталось бы нераскрытым. Храню вырезку в семейном альбоме. Не в том, где снимки того, как девочки делают макияж мужу, в другом.
Родители по-прежнему живут вместе, на даче. Это странно, но мы предпочитаем вообще не спрашивать, какие у них отношения. Папа почти не пьет, Ольге Михайловне – подспорье в делах, нам удобно, а остальное… не наше дело.
Всю жизнь я была убеждена, что чувства с годами остывают. Я была готова к этому, считала логичным, как течение времени. И, пожалуй, они действительно изменились. Их стало больше. Туманов любит до одержимости. Меня, наших девочек. С каждой новой беременностью муж будто шире в плечах становится. Еще крепче, еще больше, еще сильнее, чтобы на его спине хватило места всем. А я цвету. От внезапных милых сюрпризов, когда вижу, как он возится с дочерьми, когда работает, изредка подмигивая через стекла очков, когда с аппетитом уплетает мою стряпню. Даже когда заставляет меня потеть в спортивном зале, обустроенном в подвале нашего дома. Злюсь, обижаюсь, что он не любит мое тело, а он стоит рядом с моими старыми «контрольными» джинсами на плече и даже бровью не ведет, пока я не заканчиваю тренировку. Потом ластится, в сотый раз объясняет, что не хочет больше видеть моих слез по поводу поплывшей фигуры, я великодушно прощаю, а через день все снова повторяется. У всех свои традиции.
Всю жизнь я была убеждена, что в браке буду за мужем. Я считала это логичным, да и при одном только взгляде на Туманова других мыслей и не возникает. Но в моих хрупких руках сосредоточена колоссальная власть. Он сам преподнес мне ее в качестве подарка в одно изумительное воскресенье. Он подарил мне фотоаппарат.