Падающие в небеса
Шрифт:
Борн и вдова профессора Минковского прошли в гостиную. Горничная принесла чай, печенье, поставила на стол и удалилась из комнаты. Августа разлила чай в красивые чашки мейсенского фарфора. Борн положил ложку сахара и не спеша размешивал его, не торопя женщину, поскольку видел, что ей непросто начать разговор.
– Макс, я знаю, какие добрые отношения связывали вас с моим супругом. Поэтому, посоветовавшись с профессором Гильбертом, я решилась попросить вас поработать с архивом моего мужа… – Произнеся эти слова, Августа разрыдалась, и у Борна выступили слезы, тем не менее Минковская собралась с силами и продолжила: – Вы согласны?
– Почту за честь! – моментально ответил Макс и почувствовал
– Спасибо. Я, честно говоря, долго готовилась к разговору, хотя ни одной минуты не сомневалась в подобном ответе.
– Я готов с завтрашнего дня начать работать над материалами профессора. Вот только боюсь, что для трудов по математике мне может потребоваться помощник, я же все-таки больше специализируюсь в области физики. Вы сами его подберете или мне подыскать достойную кандидатуру?
– Не беспокойтесь. Я очень рада, что вы заговорили на эту тему. Профессор Гильберт рекомендовал для работы с материалами по математике господина Шпайзера. Вы не возражаете?
– Ну что вы! Я хорошо знаю Андрея и считаю, что он является достойной кандидатурой. Классным профессионалом, человеком порядочным, к тому же умеющим хранить тайну. Насколько я понимаю, это тоже от нас потребуется?
– Боюсь, что да.
Через два дня Борн и Шпайзер под покровом ночи вывезли все бумаги Минковского в специально подготовленную комнату, расположенную на третьем этаже в корпусе, где находились кафедры математики и теоретической физики. Помещение было выбрано не случайно. Оно закрывалось большой массивной дверью, в которую по рекомендации Гильберта врезали дополнительный замок, и молодые ученые забрали себе ключи. Действовать следовало достаточно быстро, не привлекая постороннего внимания. Борн предложил на всякий случай в дом к Минковским привезти студенческие, аспирантские работы, материалы семинаров, записанные ассистентами, и разложить их в кабинете покойного профессора. Если вдруг кто-то влезет с целью ограбления, то понадобится достаточно много времени, чтобы разобраться в научной пустоте похищенных трудов.
Опасения коллег оказались не напрасными – через неделю после того как архив Минковского был вывезен, в дом его вдовы залезли неизвестные. Действовали они довольно нагло и цинично, не взяв ничего из ценных вещей и не пытаясь скрыть основную цель своего визита. Пробравшись в кабинет покойного профессора, они перерыли все имеющиеся материалы и ушли.
Инцидент произошел вечером, когда никого не было дома, и Августа тут же пригласила к себе Гильберта и Борна. К сожалению, все происходящее подтверждало мысль о неслучайном характере смерти Минковского, и следовало обсудить, как поступать в дальнейшем.
– Давид, скажите, пожалуйста, что мне делать? Может быть, следует обратиться в полицию?
– А с чем мы туда пойдем? С нашими предположениями о проникновении в дом? В ваш адрес были какие-нибудь угрозы?
– Нет.
– Похитили ценные вещи?
– Нет.
– Кстати, – Гильберт повернулся к Борну, – посмотрите: пропали какие-нибудь материалы из кабинета Германа?
Гильберт произнес эти слова так, будто его друг был жив. Для него потеря Минковского стала невероятной личной трагедией, они дружили больше двадцати лет, и Давиду трудно было представить дальнейшую жизнь без Германа, его искрометного юмора, доброты и постоянного желания прийти на помощь ближним.
Борн вернулся через несколько минут с встревоженным лицом:
– Похоже, пропали три тетради.
– Как вы могли в груде похожих бумаг и тетрадей заметить, что именно пропало? – удивилась Минковская.
– Вы, Августа, наверное, забываете, что Макс – физик с огромными математическими способностями, имеющий возможность запоминать не только числа, но и предметы, – пошутил Гильберт, чтобы немного разрядить накалившуюся обстановку.
– Извините, это не так, – поправил Борн Гильберта и, увидев удивление на лице уважаемого профессора, пояснил: – Вернее, обычно я мгновенно запоминаю несколько сот предметов, но в данном случае мне этого не потребовалось, потому что я точно знаю, о каких тетрадях идет речь. По просьбе профессора Минковского в позапрошлом году я купил пять толстых тетрадей в темно-коричневом кожаном переплете. Мы забрали эти тетради в архив. Три оказались чистыми, четвертая полностью исписана, а пятая заполнена на треть. Воры украли похожие тетради, которыми пользовались ваши ассистенты и ассистенты профессора Минковского.
Августа и Гильберт стояли и, не скрывая удивления, переглядывались между собой, не в силах поверить, что их худшие предположения превращаются в реальность. Наконец после затянувшейся паузы Августа спросила:
– Вы считаете, что именно тетради явились предметом поисков грабителей?
– Похоже, да. В этих тетрадях Герман тезисно записывал свои основные идеи, в них содержатся формулировки главных открытий профессора, часть которых еще не опубликована, – ответил Борн.
Опять воцарилась тишина. Каждый из присутствующих размышлял над собственной версией того, что происходит. Гильберт как старший и наиболее умудренный опытом человек заговорил первым:
– Не волнуйтесь, Августа. Несмотря на то что я так и не понял, кто же эти люди, преследовавшие Германа перед смертью, да и теперь не дающие покоя его памяти, мы опередим их.
Борн и Минковская одновременно посмотрели на Гильберта.
– Как? – вырвалось у Августы.
– Очень просто! Макс как можно быстрее опубликует материалы Германа и выбьет почву из-под ног ублюдков.
Последнее слово тяжело далось профессору – он очень не любил ругаться, а в присутствии женщин вообще не позволял себе подобного поведения, но сейчас ему не удалось сдержаться.
Борн кивнул:
– Мне нужно пару недель, и статья будет приготовлена. Но я пока занимался одной тетрадкой, потому что в другой – материалы, которые требует дополнительного анализа. Очень много ссылок на работы Эйнштейна…
– Вот и замечательно! – обрадовался Гильберт. – Постарайтесь поговорить с ним и передать ему эту тетрадь, пусть поработает над имеющимися там материалами. Когда вы сможете это сделать?
– По-моему, это отличное решение. Тем более я увижу Эйнштейна на следующей неделе, на семинаре в Берлине, и все объясню. Не хочу это делать по почте.
– Правильно. Хотя я не стал бы настолько пугаться каких-то там мелких воришек. – И Гильберт нежно обнял Августу.
Глава 11
Москва лениво отряхивалась от длинной и грязной зимы. Сапожников обратил внимание, что с каждым годом в центре города зимой становилось все больше и больше грязи. Канули в Лету, оставшись в детстве, воспоминания о белом хрустящем снеге, лыжне, начинавшейся сразу у крыльца, на которую выходили всем подъездом, хоккее, когда шайбу гоняли во дворе, прямо на проезжей части, поскольку те две машины, что принадлежали жильцам дома, еще не приехали с работы, а другие бывали здесь не чаще раза в месяц. Все это безвозвратно пропало, как и очень многое другое, о чем теперь больно вспоминать, но и забыть тоже невозможно. После Нью-Йорка, благоухающего весной, Москва, вернее Подмосковье, только начинало наполняться ароматами оживающей природы, но и этого было достаточно, чтобы остановить водителя на обочине, выйти на пять минут, вдохнуть воздух полной грудью и моментально почувствовать ускоренное биение сердца и безумный прилив сил.