Падающий дождь
Шрифт:
Здесь все началось, и здесь все кончится. Потому что с капитана Гранта хватит. Капитан Грант по горло сыт вашим героизмом и вашей романтикой. Слуга покорный!
Грант решительно постучал, решительно вошел в кабинет.
В нем все по-прежнему: стальные стол и кресла, сейф и шкафы, тихо гудит вестингаузовский воздушный кондиционер, большая настенная карта Вьетнама, закрытая на этот раз шторкой, все те же шариковые карандаши фирмы «Винэс» на столе, сигарница и полковник Фолькстаад с сигарой в зубах.
Переступая через порог кабинета, не зная, как встретит его полковник, Грант подумал, что он наверняка упал в глазах шефа, упал с высшей категории А-1 до низшей категории Е-5. (Вся агентура ЦРУ подразделяется на категории в зависимости
Полковник Фолькстаад не сразу поднял голову. Он строчил что-то в блокноте, спокойный, с завидной уверенностью в себе, с непоколебимой убежденностью в неуязвимой мощи армии и святой правоте ее миссии.
Ну, Грант, готовься к взбучке! Как поведет себя полковник? Будет извергать гром и молнию, размахивать кулаками и топать ногами? Или попытается раздавить прозрением ничтожного капитанишку, осмелившегося шагать не в ногу со строем?
Полковник Фолькстаад поднял нордически голубые глаза под белесыми ресницами и расплылся в радостной улыбке, вскочил, вышел из-за стола. Он жал Гранту руку, хлопал его по плечу.
— Джонни, мой мальчик! Как я рад! — восторженно приветствовал он его. — Как самочувствие? Молчи, молчи! Вижу, ты вышел сухим из-под «Падающего дождя»! Ты настоящий мужчина, Джонни! Шесть футов и двести фунтов стопроцентного американизма! Исполнен отваги и благородства! А какие бицепсы! Торс, как у мистера Америки! С такими мышцами не грех покрасоваться перед девочками на «Пляже мускулов» в Санта-Монике!.. Что это у тебя надутый вид? Ну, повздорили малость — чего не бывает в нашем деле…
Новый хлопок по спине.
— В конце концов, все зависит от точки зрения. Как любил говорить мистер Генри Кэбот Лодж, умнейший из наших послов в Сайгоне, весь вопрос в том: «Стакан наполовину пуст» или «Стакан наполовину полон». Вот и весь наш спор!
Ловко усвоил мастер-софист уроки гроссмейстера от софистики!
— Если хочешь знать, я с самого начала был на твоей стороне, сознавал правоту твоих доводов, а наш разговор по телефону был всего-навсего небольшой проверочкой — я проверял тебя и себя. И после всего, что мы пережили с тобой, на нас навалились сверху: отчего да почему большие потери в операции? Вот тут-то мы и предъявили твой отчет: пожалуйста, господа, мы сигнализировали, предупреждали!.. Можешь положиться на меня, как на каменную скалу, Джонни, я пробью тебе «Легион заслуги»!.. Поздравляю: тебя вновь ждут большие дела. Джонни! Ты покидаешь эту злосчастную страну. Ты едешь в Европу! В Германию! Счастливчик ты, Джонни!
Полковник еще раз огрел Гранта по плечу и усадил его в кресло, обошел с фланга стол, сел, подхватил филиппинскую сигару.
— Да, Джонни, ты можешь распрощаться с джунглями и москитами, с вьетконговскими засадами, «прыгающими Бетти» и прочей экзотикой. Наша беда в этой стране, Джонни, заключается в том, что мы давно выиграли эту войну, а «комми» отказываются признать это! Жду не дождусь, пока наши пустят в ход самый окончательный — термоядерный аргумент! Завидую я тебе. Как-никак там цивилизованные края, Старый Свет!.. Командировочное предписание готово: сегодня в 18.00 ты вылетаешь с группой офицеров специальных войск во Франкфурт-на-Майне. Явишься для прохождения дальнейшей службы в штаб нашей 10-й специальной ударной группы. Это в Бад-Тёльце — чудесный уголок в баварских Альпах, горы, орлы, бывшие эсэсовские казармы со всеми удобствами. Предстоит небольшая переподготовка, а потом — интереснейшее задание, ультрасекретное задание, Джонни! Там тебе краситься не придется. У тебя будет отборная команда — судетские немцы, выходцы из Восточной Европы, все бойцы экстра-класса, не хуже Честэра и Харди, мир праху героев!
Передашь привет моему старому другу командиру 10-й группы «зеленых беретов» Джерри Сейджу. С тобой полетит Дон Мэтьюз — специалисты его калибра там особенно сейчас нужны. Сигару, Джонни?
Грант машинально подцепил сигару из предложенной ему сигарницы. Полковник дал ему закурить от зажигалки, откинулся в кресле.
— Я тоже надеюсь к вам присоединиться, Джонни, — сказал он, улыбаясь. — Я ведь неплохо знаю эти места, сразу после войны жил в Праге в отеле «Алькрон» под видом работника ЮНРРА, занимался «благотворительной» работой. Времена были трудные, бутылка сливовицы стоила 1600 крон, а судетские немки бросались в наши объятия за банку консервов. Я ведь тоже был молод, Джонни! Но не думай, что мы там били баклуши! Помню, мы с англичанами перебросили из Польши через Чехословакию членов семьи генерала Бур-Коморовского, ставленника Лондона в Польше. Вот этот орден я получил за то дельце. Наши тогда стояли в Пльзене, в Праге нашим послом был Лоуренс Штейнгарт. Какие закатывал он приемы! У меня там осталась куча знакомых: солидные люди из числа промышленников и помещиков, один монсеньер из ордена иезуитов. Многих я переправил в Пльзень и Нюрнберг с помощью наших дипломатов — они пользовались дипломатическим иммунитетом и контрабандой провозили беженцев. В сорок седьмом, помню, мы с американским генеральным консулом в Братиславе помогли трем отрядам украинских националистов — их называли бандеровцами — прорваться через горы Словакии и австрийскую границу в нашу зону оккупации в Германии. Думаю, ты встретишь этих бандеровцев и бывших офицеров дивизии СС «Галичина» в Бад-Тёльце. Они должны помнить капитана Фолькстаада. Передай и им привет! И скажи, что я все сделаю, чтобы иметь возможность лично пожать им руки. Давненько я там не бывал — в феврале сорок восьмого нас попросили оттуда коммунисты. Ты, Джонни, еще не знаешь, что такое тоска по боевым дорогам молодости!
Полковник проглотил, не запивая, какую-то таблетку.
— Да, мой мальчик, я тебе крепко завидую. Ты молод, впереди тебя ждут великие дела. А мне вот жена пишет: ходила на рентген, обнаружили какой-то миокардит. Врач велел установить лифт, чтобы Мэгги не надо было пешком подниматься на второй этаж нашей маленькой виллы в Арлингтоне. А лифт — это дорогая игрушка, вряд ли по карману полковнику! Бедная, бедная женушка!
— Не могу ли я узнать побольше о предстоящем задании? — нетерпеливо прервал его Грант.
— Боюсь, что нет, мой мальчик, — покачал головой полковник. — Повторяю: задание ультрасекретное. Скажу одно: за последнее время наши политики много говорили о наведении мостов между Востоком и Западом, а не мостам, как известно, ходит много народу. Ну, а наше дело подобрать ключики к воротам «железного занавеса». Представляю себе, как истомились по свободе мои бедные друзья в тех краях! Мы поможем им, Джонни! Любыми средствами — так гласит наш девиз. Мы пойдем туда с деньгами или ядерной дубиной!..
Эти разговоры Грант уже слышал. С тем же блаженным оптимизмом строил Фолькстаад далеко идущие планы создания американской «пятой колонны» в Северном Вьетнаме и в тылу Вьетконга. С деньгами и дубиной, «сывороткой правды» и «черным глазом» врывались агенты фолькстаадов в Северную Корею и на Кубу. «Вас встретят там с распростертыми объятиями!..» Доколе будут фолькстаады и гранты становиться вновь и вновь жертвами собственной лживой пропаганды? Почему американская разведка вечно отмахивается от правды, когда правда эта ей не по нутру?
Фолькстаад умолк, молчит, покуривая.
Грант в упор взглянул на полковника.
У Фолькстаада — льдисто-голубые глаза. Лицо бледное, почти меловое, несмотря на вьетнамское солнце, а губы кроваво-красные.
Грант не мог сказать ни слова. Он онемел. Он презирал себя до омерзения. Судорогой свело душу.
У него чесались руки. Он перевел взгляд на розовую шею полковника, ясно увидел заветную точку в полдюйме ниже мочки уха. Отрывистый, жесткий удар ребром ладони по этой точке и — полковник мгновенно лишится сознания. Так учили в Форт-Брагге.