Падди Кларк в школе и дома
Шрифт:
Мартин с компашкой строил шалаши на холмах. Сначала копали длинную канаву, одолжив дома лопаты. У Теренса Лонга имелась собственная сапёрная лопатка: ему подарили на день рождения. Копали отсеки и комнатки. Накрывали досками, иногда конопатили сеном из амбара Доннелли. Получался подвал.
Вылезешь из шалаша — и все волосы в грязи и глине, хоть стоймя их ставь.
Стены строили в основном из дёрна. В Барритауне куда ни плюнь, повсюду резали дёрн, даже в садах, перед домами: квадраты голой земли, ровные-ровные. Кевинов брат совершенно без усилия пронзал траву лопатой и втыкал прямо в землю. Мне нравилось, как влажный штык со свистом разрезает сплетённые корни. Теренс Лонг вставал на лопату обеими ногами, раскачивался,
Из дёрна ползли червяки.
Вокруг хижины мы понастроили ловушек: прикапывали банки из-под краски и маскировали их травой. Если просто наступишь на такую ловушку, ничего особенного не случится. Ну упадёшь, растянешься. Но если наступишь на бегу, перелом обеспечен. Ясно даже и ежу. Одну банку с краской мы закопали, но пока ещё никто туда не вступил. Поэтому мы раскокали молочную бутыль и набили осколками банку, которую прикопали у самых дверей шалаша.
— А вдруг из наших кто-нибудь наступит?!
Ловушки-то предназначались для врагов.
— Мы не наступим, — хмыкнул Кевин, — Мы же помним, где какая ловушка, болван, мы же их сами ставили.
— А Лайам не ставил!
Лайам в то время жил у тётки.
— А Лайам не в компании.
Я даже и не знал, что Лайам, оказывается, не в компании, ещё вчера вместе играли. Но смолчал.
Ещё мы заостряли колья и втыкали в землю, остриём к той стороне, откуда должен был трусливо красться враг. Колья пригибали к земле — враг скажем, ползёт по-пластунски, а тут ему остриём в рожу
Иэн Макэвой бежал по пустырю за магазинами, споткнулся о колючую проволоку, и ему накладывали швы в больнице.
— Нога на ниточках висит, отдельно.
Настоящая колючая проволока, не шнурок, какой повесили бы мы. Мы не могли понять, кто же это догадался поставить такую ловушку — растянуть проволоку на ничейном пустыре между двумя деревьями. Там и жилья-то никакого не было, мы и хижин там не строили: слишком уж плоский был пустырь, на семи ветрах. Иэн Макэвой играл с ребятами в реливио, около магазинов. Вдруг дверь Килмартинов открылась, и ему померещилось, что сама миссис Килмартин идёт ругаться. Он кинулся на пустырь и вляпался в проволоку. Ловушка была ужасной тайной.
— Гады из Корпорашки, вот кто.
Первый ряд домов Корпорации достроили, и там поселились шесть новых семей. У них в садах вместо деревьев стояли полупустые мешки с цементом и кучи битого кирпича. Попадались в домах Корпорации и наши ровесники, но мы с ними водиться не собирались.
— Трущобные подонки.
Мама услышала, что я так ругаюсь, и набила меня. Никогда не била, разве что подзатыльники давала, а тут здрасте, набила.
— Не смей, не смей, не смей так говорить!
— Да я не знаю даже, что это значит, — оправдывался я.
— Больше никогда не ругайся так! Это гадость неимоверная!
И вправду я понятия не имел, что значат эти слова. В городе есть трущобы…
Новая улица, проложенная к шести домам Корпорации, не выводила на какую-нибудь другую улицу, а заканчивалась тупиком, не доходя первого дома. Туда сделали поворот с нашей улицы, прямо возле доннеллиевского поля, но улицы хватило всего на несколько футов. Наше футбольное поле, всего с одними воротами, располагалось на пустыре между двух дорог. Другие ворота обозначались двумя свитерами, лежащими друг напротив друга. Обычно игра шла в одни ворота по системе «три-и-меняться». Забить
— Твой дядька распорядитель в команде, вот ты и играешь…
— Никакой он не распорядитель, — отбрёхивался Лайам.
— Чем докажешь?
— А он ничем не распоряжается, только смотрит.
У Эйдана была синяя футболка с настоящим вышитым номером: 11.
— Я нападающий, — гордился он.
— Ну и нападающий, ну и что?
Ух футболочка. Плотная, настоящий джерси. Эйдан её не заправлял. Майка из-под неё не просвечивала.
Вратарь из него тоже получался гениальный.
Игра пятеро на пятеро никогда не заканчивалась. Вернее, победа оказывалась всегда за теми, кто защищал ворота из двух свитеров, и вот почему:
— Чарлтон Бесту… Го-о-ол!
— Какой гол?! Над свитером пролетело, значит, штанга!
— Нет, между штангами… то есть свитерами.
— Ага; дуплет.
— Ни фига.
— Нет, фига.
— Тогда я не играю.
— На здоровье, не играй.
Случалось, мы играли во время школьного завтрака. Однажды я, уже забив два гола, нарочно пнул мяч едва-едва, чтобы Иэн Макэвой уж всяко не пропустил. А он в это время отвернулся положить свой дурацкий бутерброд на свитер, и мяч проскакал мимо него. Третий гол, становись на ворота вместо этого горе-вратаря.
— Ты нарочно, — толкнул я Иэна Макэвоя.
— Не нарочно, ты, кретин, — дал он мне сдачи.
— В воротах стоять надоело.
Толкать его в ответ не хотелось. Лучше пну.
— Ты нарочно пропустил, поиграть захотелось, а я с поля долой, значит?
— Ни фига.
— Шевелиться потому что надо! Мяч ловить, а не хитрить!
— Я буду за вратаря.
Это сказал парнишка из домов Корпорации, который стоял за воротами, сделанными из свитеров.
— Нет, я! — закричал я.
Он был младше и ниже меня. Настолько ниже, что ни в жизнь меня не уделает, пусть хоть на боксера выучится. Так что я вытолкал его из ворот.
— Это наше поле.
Здорово я его толкнул. Парнишка обалдел и чуть не упал, заскользил по сырой траве. Скажу не совру: он не знал, уйти ему или остаться. Спиной повернуться боялся, драться тоже трусил: вдруг я наброшусь и разорву его на клочки. А не драться было нельзя. Ведь я его толкнул: или давай сдачи, или трус и цыплак.
— Это наше поле, — повторил я и прописал ему пенделя.