Падение "ангелов"
Шрифт:
Яго вспомнил, что и в нём есть искра мятежности, маленький огонёк бунта против Канцлера и то, что они стали для него инструментами, но всё же осознанная мораль и долг за восстановленный миро, за счастье брата намного сильнее, чем слепой детский бунт.
— Вы дошли до полной потери всех границ.
— Такова цена свободы, капитан. Ей на алтарь нужны жертвы, нужна кровь. Знаешь, как говорил один из философов древности — «древо свободы нуждается в том, чтобы периодически его поливали кровью тиранов»[6].
Яго лишь кивнул, шагнул от него прочь, оставив Лиро в его безумии. Валерон увидел, что вся кампания мятежников по террору местного населения было воплощением сладких грёз любителей всякой революции или переворота во имя ложного освобождения.
— Ребят, делайте с ним, что хотите, — оставил на волю «Палачей» и штурмовиков Яго Консула. — Только помните, что он соповинен в смерти многих тысяч людей.
Из рации Яго послышались слова, которые передают положение битвы при Саламине. Он понял, что когда обмен любезностями сторонам надело они перешли на более близкий контакт и флот Рейха силой и массой преодолел фланг построения, обращённый ближе к материку и теперь вдавливает группу кораблей в пролив, где и потопит их. С другой стороны острова враг всё ещё держится, но шквал огня вскоре потопит и эти корабли.
— Господин, что нам делать? — вопросил один из «Палачей». — Мы не сможем долго продержаться в этом аду. Судя по камерам, к нам подступают не менее ста пятидесяти человек.
— Если меня через десять минут не будет, уматывайте как можно быстрее отсюда, — Яго зашёл в коридор. — Нечего вам тут оставлять свои тушки.
— Так точно.
— Ладно, бывайте парни.
Яго скрылся в длинном коридоре, не освещённым и ведущим к какой-то винтовой лестнице в конце. Аккуратно шагая вперёд, он смотрит на темноту через прицел лазкарабина, ожидая, чтобы никто не выскочил, и внимательно прислушиваясь к тишине, но ничего, кроме далёких разрывов снарядов и скрежета самой посудины он не слышит.
Пройдя к лестнице он направил оружие вверх и никого не увидев, стал по ней взбираться, тихо переставляя ноги, пока не оказался у двери. Эта дверь так же выполнена из металла, но вот взрывчатки у Яго нет. Вместо этого он коснулся её, дёрнул за ручку, пытая удачу и какая радость — она оказалась не закрыта, дав войти капитану.
Внутри Яго обомлел от того, что увидел. Капитанская каюта представлена роскошным помещением, которое представлено в личное пользование Фемистокла. Спереди Яго увидел рабочий ствол, заваленный бумагами, с компьютером, который зажимают два шкафа с книгами. По левую сторону прекрасный белый диван, который способен разложиться в кровать, а слева пара комодов, ведущих к горшкам с цветами. Там же, слева, есть клетка, за которой сидит пленник с маской. Источником света стала небольшие покачивающие пластины стекла, между которыми прикручена лампочка. А посередине сидит он — чернявый мужчина, с лицом, которое измазано буквами архаического греческого алфавита. Его лицо гладко выбрито, а сам он сидит посреди белого круга, в который вмещена целая звезда. Он держит в руке нож, а другая его ладонь исполосована, а капли крови падают на мел.
— Какого?
Воин поднялся и Яго увидел, как перед ним стоит человек среднего роста, его грудь и торс укрыты светлым панцирем с наплечником, расписанным золотой растительностью, а ноги укрыты доспешной юбкой в виде налегающих друг на друга переливающихся тонами серебра чешуек. С его искромсанных губ сорвались усталые слова:
— Богоподобных своих не сложила с бессмертного тела, дева Паллада-Афина. И радость объяла Кронида. Радуйся много, о дочерь эгидодержавного Зевса. Ныне ж, тебя помянув, я к песне другой приступаю[7].
На это Яго лишь ответил словами из книги, которую читал накануне, при этом направив камеру на шлеме прямо в лицо врагу:
— Восславлю Господа во всякое время, хвала Ему всегда на устах моих. Душа моя будет хвалиться Господом; пусть услышат кроткие и возвеселятся. Славьте со мною Господа; превознесем Его имя вместе. Я искал Господа, и Он мне ответил и от всех моих страхов меня избавил. Кто обращал к Нему взор, сияет от радости, лица их не покроет стыд. Этот бедняк воззвал, и Господь услышал его, и от всех напастей его избавил[8].
— Ха-ха, — слегка посмеялся человек в бежевой форме и стал тихо говорить. — Говорят, вы… сражаетесь на стороне некого Бога? Вот видишь, — он указал ножом на белый круг. — Я пытался призвать противника Его. Вызывал богов Эллады, но они не явились, а потом я воззвал к деннице, — голос мужчины стал более возбуждённый. — И я ощутил, что ради победы должен принести в жертву свою кровь, душу и всё. Я выходил её, залечил плечо, и думал употребить в пользу для себя, а потом сделать женой, но её требуют боги.
— Ты — Фемистокл? — насторожился Яго. — Что с тобой стало?
— Я тот, кто так звался. Я тот, кто сражался за свободу и пойду на всё, чтобы её оставить за великой Греции. — мужчина посмотрел в окуляры Яго и капитану стало не по себе от мутного взгляда Фемистокла, который окровавленным ножом показал на пленника. — Видишь эту женщину, я думал ею я принесу себе в помощь союзника из рода Валероновых, но ныне она — жертвенная коза, которую я отдам богам и их чёрному повелителю, и он даст нам силу для победы.
Яго было хотел переспросить про фамилию, но тут же отбросил эту мысль, как ту, которая может спровоцировать Фемистокла на безумное действие. Капитан держит его на прицеле, тихо ужасаясь тому, кем стал полководец, спрашивая:
— Как ты до этого дошёл?
— Видишь ли, маленький сторонник большого Рейха, когда я потерял Македонию, когда Коринф не сдался, когда запад был потерян, когда Эпир пал, я понял свой просчёт. Я молился два часа и получил откровение от богов и их повелителя. Я призвал слишком мало союзников в богах, и понадеялся на людские биомассы. Нет… всё не так… нужно было больше жертв, нужно было больше хвалы богам, да-да. Тогда победа была бы наша. Тогда все бы хвалили меня, хвалили и богов, а так… так теперь всё — прах.
В голосе Фемистокла Яго слышал дрожь, слышал безумие и нарастающее сумасшествие, которое прорвалось из него бурным потоком в тот момент, когда он понял истину — его бунт провален, а самому ему не будет похвалы, не будет лаврового венка и наград, вместо них осуждение и кандалы. Его сознание не выдержала такого напора и сломалось. Яго не может поверить, что всё закончится именно так. Он ожидал, что встретит достойного противника, что на него польются речи искусного политика, философа и политика, который попытается обличить его в следовании нечестивым путям, но вместо этого он встретить сошедшего с ума полководца в грязном кабинете.