Падение "ангелов"
Шрифт:
Сам Данте стоит в опалённом, покрытым сажей и кровью доспехе, смотрит на выживших солдат. Он с нетерпением ждёт встречи с теми, кто устроил и поддержал эту страшно-безумную смуту.
— Капитан, — обратился один из выживших пятнадцати солдат. — Всё готово, вся придворцовая охрана нами подавлена. Там, за воротами, никого нет.
— Взрывай, — приказал капитан, когда спрятался.
Раздался оглушительный хлопок и ворота с трезвоном погнулись и слетели с петель. Данте ворвался вовнутрь и через прицел стал искать цели, которые представляют угрозу, но никого не нашёл. Вместо возможного врага он смотрит на перепуганных мужчин и женщин в различной одежде, начиная от гражданской и заканчивая военной. Они оказались в большом, сверкающим белым начищенным мрамором, амфитеатре, где несколько сотен человек ожидают, что их сейчас положат. Данте видит страх в глазах людей, которые смотрят на солдат Империи, медленно растягивающихся по всему амфитеатру. По душе пробежала волна облегчения от того, что война вскоре закончится, но она моментально меняется ударной волной гнева, который испытывает Данте при виде греческих владык,
— Господин полковник, — связался Данте. — Парламент под нашим контролем, мы прорвались к ним. Тут войск нет.
— Отлично, выполняйте необходимое.
— Хорошо, — Данте отключил приёмник и устало взглянул на людей. — Где царь всегреческий и консул последнего ордена?!
— Их тут нет, — кто-то ответил и поднялся из среды народа — высокий черноволосый мужчина, в сером костюме. — Я — заместитель его и ведущий этого заседания. Чего от нас хотят наши враги?
— Вы отдадите приказ о прекращении огня и капитуляции, — Данте убрал оружие за спину. — Это всё. Такого государства, как Греческая Конфедерация больше не существует.
— Нет, вольная Греция не сдастся врагам! — тут же дёрнулся кто-то из «парламентариев». — Мы будем стоять до смерти!
— Вы не видите, что творится вокруг? Ваши лидеры сошёл с ума и вы, наверное, видел одно из видео его сумасшествия? О, да, видели… это читается по вашим глазам. Вы понимаете, что вашей спёртостью, вашей спесью, вы только увеличите количество жертв среди вашего народа. Разве вы не понимаете! — то ли взмолил, то ли возопил капитан. — Вы губите своих детей. Всё, война окончена! Афины взяты, Коринф взят. Македония пала!
— Не-е-ет! Мы будем стоять до конца и плевать, сколько детей вашей поганой земли поляжет!
— Образумься дурак! — кричит Данте и чувствует, как что-то в сознании лопается и холодным ручьём снова истекает в ум, пытаясь взойти на царство в воле.
«— Убей его», — молвит голос через душу, и капитан понимает, что действие успокоительного ослабло, а в глазах стало мерещиться странное существо, плясать среди теней, собравшихся, только уже на Данте не похожее — в чёрной броне, с утончёнными чертами лика, слабо напоминавшими капитана. Его зловещий и всепроникающий голос зазвенел буквально отовсюду, ломая мужчину тремором и панической атакой.
«— Вот мы и пришли к этому, капитан Данте. Давай, устроим тут террор, ибо эти люди повинные в смерти Сериль и Марты».
Из последних сил Данте держится, его силы на исходе, всё тело дрожит от страшного напряжения, но в конце концов, нашёптывая имя Сериль и Марты, злой дух ненависти и обвинения берёт верх, и капитан слабеет, подчиняется чёрное воле из подсознания. Данте не выдержал и рассвирепел, и снова захлебнулся страшной яростью, которая туманит рассудок багровым туманом. Он в один миг подбежал, раскидывая всех, схватил «парламентёра», сжав его одежду до такой степени, что она с треском стала тянуться и рваться, а кожу ущемило. Не выдержав, ударил ему по лицу, и пальцы боли не ощутили, разум практически отключился. Затем ещё и ещё, упиваясь проснувшейся жестокостью, пока его кулак не стал багровым от крови, которая и скрыла лицо мятежника. А когда Данте потянулся к оружию, то ощутил хлопок по затылку, от чего он покачнулся и упал во тьму, ощутив холод пола.
Сознание проснулось через несколько минут, когда капитан стал подниматься с дранного матраца. Голова раскалывалась от боли, но Данте был этому рад. Хоть на мгновение его отпустило чувство гнева и голос смолк.
— Всё, капитан, война окончена, — прозвучало от одного солдата, которого Данте разглядел через помутнённый рассудок. — Они, потеряв пару человек, приняли всё.
Данте смог подняться, преодолевая ломь и боль в теле и понял, что он оказался на небольшом балконе, с которого открывается неприятный вид на город, усеянный огнями, как будто янтарный бисер высыпали на стол. На нём нет шлема, и он может чувствовать терпкий запах гари и дыма, до его ушей доносится треск десятков пожарищ, а перед глазами простирается ужасная картина — разорённый город, блеск и великолепие которого сменили руины. Куда ни глянь — множественные разрушения, всё медленно съедает огонь, а далёкий ветер доносит звуки медленно стихающей борьбы.
— Ликуйте! — раздались торжественные слова на фоне церковных праздничных гимнов. — Я ваш верный кардинал говорю вам — сегодня наши великие воины стали воплощением самой чести! Нет среди них никого, кроме людей благочестивых воинов, которые перед тёмным злом не прогнулись, устояли и покарали еретиков! Мои мятежные братья и сестры, пришло время сложить оружие! У вас больше нет выбора, мятежники, склонитесь перед истинной властью, склонитесь перед Рейхом и Канцлером!
Данте отвлёкся от пламенных слов проповедника, подставляя лицо ветру и дождю, капли которого смешались со слезами. Усталость настолько берёт тело, что душа поникшем камнем опускается в лоно отчаяния и не в силах даже на тревогу или ощущение вины.
Рука капитана, дрожащим движением потянулась к рации и ощутив в ладони холодный пластик, сухие уста распахнулись, неся тихое слово:
— Андронник, есть одна просьба…
Глава 22. Град разорённый
Глава 22. Град разорённый
Великий Коринф. Двадцать два часа.
Небо заволочено густым облаком дыма, который поднимается с бесчисленного количества пожарищ, укутывая всё в чёрный саван. Помимо этого, само поднебесье запечатано огромными дождевыми тучами, которые простёрлись от горизонта до горизонта, затмив всё своей тяжёлой свинцовой дланью. Мелкий дождь холодными слезами пал на град, будто бы успокаивая его, исцеляя множество ран, кровоточащих полыхающим огнём.
Медленно, но верно бои по всему городу стихли, нет больше лоялистов и предателей, нет больше фронта, нет больше горячих битв и противостояния. Командование Греческой Конфедерации признало поражение, согласилось капитулировать и попросило союзников покинуть город — всё было кончено. Отдельные отряды фанатиков всё ещё будут вести мелкие бои, пока не будут уничтожены войсками Империи. В целом, вольной Греции больше нет, на её территории теперь хозяйничают военные администрации Рейха. Статистические и аналитические отделы Империи уже начали работу по подсчёту потерь, затрат и количество людских ресурсов, которые были брошены на погашение пожара мятежа. Но есть то, что не будет подсчитано ни одной статистикой — личные трагедии.
По пустынной улице, похожей на дорогу в ад идут два человека, медленно продвигаясь в сторону перекрёстка. Ночь скрыла их передвижение и нет того, кто бы потревожил их. Первая фигура — высокий мужчина в грязной, измаранной размазанным пеплом и сажей, грязью и кровью кусок ткани, похожий на разодранную простыню. Каждый его шаг ознаменован стуком — приклад мушкета, на который он опирается выбивает слабое звучание об асфальт. Вторая фигура — черноволосый мужчина. Его тело укрыто военной курткой чёрного цвета, чуть сверху налегающей на штаны, которые внизу утянуты сапогами под колено.