Падение Берлина, 1945
Шрифт:
Глава восемнадцатая.
Отлет "золотых фазанов"
Субботним утром 21 апреля, сразу после того как авиация западных союзников произвела свой последний налет на Берлин, штаб генерала Реймана, расположенный на Гогенцоллерндамм, заполнился людьми в коричневой униформе. Высшие партийные чиновники прибыли сюда, чтобы испросить официального разрешения покинуть столицу рейха. Наконец-то настал тот момент, когда "золотые фазаны" были вынуждены обратиться с прошением к армейскому начальству. Дело в том, что Геббельс, как рейхскомиссар обороны Берлина, отдал приказ, который гласил: "Ни один человек, еще способный держать оружие, не может выехать из столицы"{634}. Следовательно, для чиновников оставалась лишь одна возможность - пойти за разрешением в штаб обороны Берлина.
"Крысы
Некоторое время спустя вопрос о трусости и предательстве вновь возник на повестке дня. Его озвучил Геббельс в своей речи, транслировавшейся радиостанцией "Вервольфа", расположенной в Кёнигс-Вустерхаузене. Геббельс призвал всех членов "Вервольфа", находящихся в Берлине и Бранденбурге, подниматься на борьбу против врага{635}. Он утверждал, что все трусы и предатели уже покинули столицу Германии. Но "фюрер не улетел в Южную Германию. Он остался в Берлине, и вместе с ним находятся его доверенные люди, которые будут участвовать в этом историческом сражении... Солдаты и офицеры на фронте, - продолжал министр пропаганды, - теперь вы становитесь не просто свидетелями величайшей битвы в истории рейха, но и участвуете в завершающем этапе национал-социалистской революции. В нашем строю остались лишь самые решительные и бескомпромиссные революционные борцы". Геббельс, однако, не упоминал о том, что огромное число фольксштурмовцев и молодых призывников шли на фронт только под страхом смерти - из-за угрозы в противном случае быть повешенными за трусость и предательство.
Интенсивный артиллерийский обстрел Берлина начался в 9 часов 30 минут, спустя всего два часа после завершения последнего налета на столицу союзной авиации. Адъютант фюрера по войскам СС Отто Гюнше отмечал, что спустя всего несколько минут после пробуждения от сна Гитлер появился в коридоре бункера, который одновременно являлся и прихожей. Он был злым и небритым. "Что происходит? - прокричал он стоявшим рядом генералу Бургдорфу, полковнику фон Белову и самому Гюнше. - Откуда ведется огонь?"{636}
Бургдорф ответил, что центр Берлина находится под обстрелом тяжелой советской артиллерии. "Неужели русские так близко?" - спросил Гитлер, явно шокированный этим известием.
Генерал Казаков выдвинул вперед дивизии артиллерийского прорыва и батареи тяжелых орудий, включая 152-миллиметровые и 203-миллиметровые гаубицы. Многие советские снаряды были разрисованы специальными "посланиями": "По крысе Геббельсу!", "За Сталинград!", "По жирному Герингу!", "За наших вдов и сирот!"{637}. Политработники призывали бойцов вести огонь безостановочно. Старшие артиллерийские командиры были особенно горды своей ролью в этой битве и не раз отмечали, что являются "богом войны"{638}. Начиная с этого дня и до 2 мая 1945 года по Берлину было выпущено миллион восемьсот тысяч советских снарядов{639}.
Потери среди горожан, особенно среди женщин, стоявших в очередях несмотря ни на что, были очень большими. Их искалеченные тела были разбросаны по всей Германплац на юго-западе Берлина - это были те люди, которые стояли в очередь к универсальному магазину "Карштадт". Других берлинцев разрывы снарядов накрыли в очереди за питьевой водой. Пересечение какой-нибудь улицы превратилось в смертельно опасное предприятие. Большинство горожан опасалось теперь без крайней необходимости покидать подвалы домов. Однако некоторые из них все же шли на риск, чтобы спрятать во дворе или в саду оставшиеся у них ценные вещи - золотые либо серебряные изделия. Однако непрекращающийся артиллерийский огонь вскоре снова загонял их в укрытия.
Находящиеся в подвалах и бомбоубежищах берлинцы безошибочно определяли национальность пилотов,
Тот или иной талисман приобрел для людей особое значение. Так, мать постоянно таскала с собой запасной протез ноги своего искалеченного сына, все еще остававшегося в осажденном Бреслау. Многие берлинцы выработали для себя определенные правила поведения, которые, как они верили, помогут им остаться в живых. Например, некоторые из них полагали, что им нечего бояться прямого попадания авиабомбы, если, ложась спать, они обернут вокруг головы полотенце. Другие убедили себя в том, что, наклоняясь вперед во время разрыва снаряда или бомбы, они уберегают легкие от деформации. Суеверие людей доходило почти до абсурда. Когда звучал сигнал отбоя воздушной тревоги, в бомбоубежищах еще долго слышался нервный смех и плоские шутки. Наибольшим успехом среди женщин, и прежде всего женщин пожилого возраста, пользовалось следующее выражение: "Лучше русский на твоем животе, чем американец на твоей голове".
В течение всего дня, пока потрепанные германские части продолжали отступление, Гитлер продолжал требовать от генерала Буссе удерживать занимаемые позиции. Однако 9-я армия оставила их еще два дня назад. Остаток левого фланга объединения - 101-й корпус - был вынужден отойти из района Бернау. Военнослужащий охранного полка "Великая Германия" Вольфрам Кертц был ранен неподалеку от Блумберга, в районе шоссе, ведущего к северо-восточным окраинам Берлина. Из более чем тысячи солдат и офицеров этого полка лишь сорок добрались до города. Теперь все зависело от "солдатского везения". Кертц был оставлен товарищами под стеной храма. Вскоре появились русские и обнаружили его. Красноармейцы, увидев на шее Кертца Железный крест, спросили: "Ты генерал?"{641} Затем они положили его на повозку и отправили в штаб для допроса. Первое, что хотел выяснить у него советский офицер, жив ли еще Гитлер или нет. Затем он попросил Кертца рассказать все, что он знает о планах немцев договориться с американцами и совместно с ними ударить против Красной Армии.
Несомненно, что корни такого подозрительного отношения к своим союзникам произрастали из Кремля. На самом деле американцы были еще полны решимости уничтожать противника, где бы они его ни встретили. Севернее Дессау их сухопутные войска и авиация наносили непрекращающиеся удары по дивизии "Шарнхорст"{642}, входящей в 12-ю армию. Так американское командование мстило за неожиданное нападение сил люфтваффе на переправы через Эльбу. К 21 апреля в строю батальона из дивизии "Шарнхорст", которым командовал Петер Реттих, осталось всего пятьдесят человек.
На центральном участке 9-й армии отступал 56-й танковый корпус генерала Вейдлинга. Советские войска уже теснили его за кольцевую автодорогу. По обеим сторонам шоссе валялись убитые, которые стали жертвами налетов советских штурмовиков. Тем не менее поток беженцев не уменьшался.
Мирные жители окружали немецких солдат, требуя от них последних новостей о продвижении противника. Однако сами германские военнослужащие имели слабое представление о том, что на самом деле происходит на фронте. На всех перекрестках стояли посты полевой жандармерии. Они останавливали одиночек и целые группы военнослужащих и формировали из них маршевые роты. Придорожные деревья использовались для экзекуций, на груди повешенных немецких солдат висели таблички - "Я был трусом". Самыми счастливыми оказались тс германские военнослужащие, которых посылали оборонять дома в стороне от дорог. Там впервые за много дней они могли нормально поесть, помыться и сбрить щетину с лица.