Падение Берлина, 1945
Шрифт:
Гитлер, потерявший чувство реальности, стал даже говорить об "армейской группе Штейнера", что уже не укладывалось ни в какие рамки. На все возражения он отвечал, что эта "группа" в любом случае должна быть усилена частями 101-го корпуса, отходящего в район к северу от Берлина. Он даже подумал о том, не передать ли Штейнеру еще и личную охрану Геринга в Каринхолле - но к тому моменту охранники уже испарились. В решающее сражение предстояло идти всем пехотинцам, морякам и летчикам, которые еще были способны держать в руках оружие или штурвал. Командиру, оставившему свою боевую часть, грозил расстрел. Смертный приговор надлежало приводить в действие не позднее пяти часов после ареста. Гитлер слепо верил в истинность замечания, сделанного когда-то Фридрихом Великим: "Того, кто бросает в бой свой последний батальон, ждет слава победителя". Фюрер был убежден,
Штейнера ошарашил телефонный звонок из бункера фюрера и приказ об организации атаки на противника. После того как генерал привел свои нервы в порядок, он связался с Кребсом и попытался объяснить тому истинное положение дел. Но как раз в этот момент Кребс стоял рядом с Гитлером.
К тому же было уже поздно что-то менять. Штейнеру предстояло ударить по наступающим войскам правого фланга 1-го Белорусского фронта. В противном случае ему угрожал расстрел. Когда генерал Хейнрици позвонил в рейхсканцелярию и стал протестовать против этого приказа, в ответ он услышал от Кребса, что решение уже принято, а связать его по телефону с фюрером нельзя, поскольку тот очень занят. Ночью Гитлер снял генерала Реймана с поста командующего обороной Берлина. В этом решении его убедил генерал Бургдорф. Фигура Реймана не вызывала поддержки и у рейхскомиссара обороны Берлина Геббельса. Тот невзлюбил генерала еще после того, как Рейман отказался переместить свой командный пункт в бункер, расположенный на территории зоопарка, то есть по соседству с бункером самого Геббельса. Теперь Рейману предстояло принять командование недоукомплектованной дивизией в Потсдаме, которая получила громкий титул "группа армий "Шпрее". Две кандидатуры, предложенные на пост командующего обороной Берлина, были отвергнуты Гитлером. В конце концов он остановился на полковнике Кетере, который имел одно неоспоримое преимущество перед другими лицами: Кетер являлся специалистом по национал-социалистскому воспитанию. Ему было присвоено звание генерал-майора, а потом и генерал-лейтенанта, однако на следующий же день это новое назначение было отменено. Таким образом, должность командующего обороной столицы рейха на момент прорыва советских танков к окраинам города все еще оставалась вакантной.
Жуков по-прежнему считал, что его войска наступают слишком медленно. Воскресенье 22 апреля являлось той датой, когда он уже должен был докладывать в Ставку о падении Берлина, но к этому времени передовые части 1-го Белорусского фронта всего лишь приблизились к городским кварталам. Утром Жуков информировал своих командующих армиями, что оборона германской столицы на самом деле организована достаточно слабо, однако советские части продвигаются вперед очень медленно{647}. Он приказал вести наступление круглые сутки{648}. Со своей стороны, политуправление фронта напоминало красноармейцам и их командирам, что 22 апреля является днем рождения Ленина, и распорядилось выделить для боевых частей дополнительное количество красных флагов. Их предстояло закрепить на многоэтажных столичных зданиях, стоящих на пути наступающих войск.
Река Шпрее отнюдь не испугала советских бойцов. Один из офицеров отзывался о ней как о "грязной и заболоченной речке"{649}. Однако здесь, в районе Бранденбурга, Жуков вновь недооценил условий местности, как это ранее случилось с ним перед Зееловскими высотами. Многочисленные лесные массивы, речки, каналы и озера являлись серьезным препятствием для наступающих частей. Только благодаря большому опыту, который уже имелся у советских бойцов, грамотным действиям разведчиков и саперных подразделений темпы наступления фронта по-прежнему оставались высокими. 1-я гвардейская танковая армия, выйдя к Шпрее в районе Кёпеника, стала быстро наводить понтонную переправу и приготовилась форсировать реку с ходу.
Стрелковые части 8-й гвардейской армии, наступавшие вместе с танкистами, сломали оборону 56-го корпуса генерала Вейдлинга и вынудили немцев к отходу в городские кварталы. Справа от 8-й гвардейской армии к восточным окраинам Берлина вышла 5-я ударная армия, тогда как 3-я ударная армия продвигалась к северной части города и далее имела задачу наступать в направлении центра. 2-я гвардейская танковая армия должна была ворваться в столицу рейха через Зименсштадт и наступать в сторону Шарлоттенбурга. Еще далее на западе находились колонны 47-й армии, ошеломившей французских военнопленных в Ораниенбурге видом своих повозок на верблюжьей тяге. Перед ней стояла цель
Утром 22 апреля генерал Вейдлинг собрал на совещание своих командиров дивизий. Им предстояло обсудить сложившуюся ситуацию. Все офицеры высказались за то, чтобы срочно организовать прорыв в южном направлении и соединиться там с остатками двух корпусов 9-й армии генерала Буссе. Особое мнение имел лишь бригаденфюрер СС Циглер, командир дивизии "Нордланд". К удивлению Вейдлинга, он не скрывал своего желания присоединиться к Штейнеру. Трудно было сказать, чем руководствовался в тот момент Циглер - эсэсовским фанатизмом либо желанием выручить скандинавских добровольцев и вместе с ними уйти к датской границе.
Дивизия "Нордланд" продолжала пока оборонять Мальедорф и ворота в Берлин на шоссе Райхсштрассе-1. В Фридрихсфельде одно из немецких подразделений заставило французских военнопленных копать траншеи и укреплять огневые позиции орудий. После сильной советской атаки, произошедшей днем, эсэсовская дивизия была вынуждена отойти к Карлсхорсту. Германские военнослужащие, не успев как следует закрепиться на новом месте, снова попали под ураганный огонь советской артиллерии{650}.
Прошла уже неделя с тех пор, как немецкие солдаты получили свой последний паек, который состоял лишь из нескольких граммов сыра, порции черствого хлеба и бутылки, наполненной чаем или кофе. Теперь они могли рассчитывать не более чем на кусок свинины, оставленный хозяевами какого-нибудь брошенного дома. Обычно немцы не стеснялись и открывали двери таких домов с помощью прикладов. Солдаты были грязными, небритыми, с кроваво-красными от усталости и недосыпания глазами.
Соединения 9-й армии, отступавшие к юго-востоку от дивизии "Нордланд", находились в еще более худшем состоянии. Приказ Гитлера удерживать позиции на Одере потерял всякий смысл. Остатки 11-го танкового корпуса СС, 5-го горнострелкового корпуса СС и гарнизона Франкфурта-на-Одере начали отход в направлении Шпреевальда. Солдаты шли группами и поодиночке. Из них уже было невозможно сформировать боеспособные части, которые бы строго подчинялись приказам штаба 9-й армии. По обеим сторонам дорог стояли брошенные автомобили, у них закончилось горючее.
Отступление немецких войск прикрывали слабые авангарды, сопротивление которых советским танковым соединениям не могло продолжаться долгое время. Рейнгардт Аппель был среди тех подростков из гитлерюгенда, из каковых вначале наспех сформировали боевое подразделение на Олимпийском
стадионе, а затем приказали двигаться в сторону Мюльрозе и сменить там солдат из дивизии "30 января". Аппель наверняка бы погиб, но, к счастью, его жизнь спас опытный унтер-офицер, не раз награжденный в ходе боев на Восточном фронте. Когда к их позициям стали приближаться советские солдаты, Аппель, желая подороже продать свою жизнь, поднялся на ноги и приготовился кинуть гранату. Но в этот момент унтер-офицер схватил его за плечо, вырвал гранату и зажал ее в руке. Он обругал подростка за бездумную храбрость в совершенно безнадежной ситуации. Подбежавшие русские приказали немецким солдатам выходить из укрытий. Аппель и унтер-офицер прикрепили к палке белый носовой платок и подняли руки вверх. Советские автоматчики стали кричать им "Война капут!" и "Гитлер капут!" Затем они разоружили германских военнослужащих и отняли у них наручные часы. Члену гитлерюгенда и унтер-офицеру было приказано становиться в колонну вместе с другими молодыми солдатами и двигаться к востоку, в направлении Одера.
А за день до этого в восьмидесяти километрах от Мюль-розе наступающие соединения 3-й гвардейской танковой армии ворвались в Кёнигс-Вустерхаузен. Всего за шесть суток советские танкисты преодолели расстояние в сто семьдесят четыре километра. От передовых частей 8-й гвардейской армии Чуйкова, находящихся на северном берегу Мюггельзее, их отделяла цепь озер и каналов. Это означало, что остатки 9-й армии генерала Буссе оказались в фактическом окружении.
После получения информации о большой концентрации сил противника в Шпреевальде маршал Конев приказал командованию 28-й армии ускорить движение{651}. Части армии, посаженные на автомашины, должны были прикрыть брешь, образовавшуюся между 3-й гвардейской армией генерала Гордова, ведущей боевые действия в районе Котбуса, и 3-й гвардейской танковой армией генерала Рыбалко, наступающей на Берлин. Конев распорядился также усилить армию Рыбалко корпусом артиллерийского прорыва - "мощной кувалдой" - и зенитным дивизионом.