Падение Царьграда
Шрифт:
Награды:
Из любви к этой девушке, которой имя Лаель, я заплачу всякому, кто мне её доставит живой или мёртвой
6000 золотых.
А тому, кто доставит мне её похитителя или сообщит только имя какого-либо соучастника в этом преступлении с доказательством его вины, я выдам
5000 золотых.
Узнать о моём адресе в лавке Уеля на рынке.
Князь Индии».
Весь город поднялся на ноги. Никогда в нём не видно было такой беготни, такой суеты. Всюду: и на городских стенах, и в башнях, и в гавани, и в старинных зданиях, и в новых домах, от чердаков до подвалов, и в церквах, от колокольни до склепа, и в казармах, и в кладовых, и на судах, стоявших на якоре, произведены были тщательные поиски. Все окрестные леса были обысканы, подвергли обыску монастыри и обители; дно моря исследовали сетями, потревожили могилы и саркофаги на кладбищах — одним словом, только одно место во всём городе осталось нетронутым — дворец императора. К полудню волнение из Константинополя перешло в Галату и на Принцевы острова. Так велика была чарующая сила объявленных наград, которые обе вместе составляли такое богатство, что мог соблазниться ими даже король. И повсюду слышались два вопроса: нашли ли её и кто такой князь Индии? Бедному Уелю не было даже времени погоревать: так забрасывали его вопросами толпы любопытных.
Проверили общественные цистерны. В течение дня много добровольных ищеек являлись в императорскую цистерну, и их приветливо встречал сторож, который любезно допускал всякого к осмотру своего жилища и отвечал на многочисленные вопросы:
— Я вчера ночью был дома от заката солнца до восхода. В сумерки я закрыл ворота, и никто не мог войти сюда без моего ведома. Я знаю паланкин дочери Уеля: он красивейший во всём городе. Болгары пронесли его мимо моего дома, но назад не возвращались. Если желаете, можете осмотреть цистерну. Вот дверь во внутренний двор, а там находится спуск в цистерну. Но если бы молодая девушка была здесь, то разве я не знал бы об этом и не заявил раньше. Ведь золото имеет магическую силу и для меня. Я бы не прочь разом разбогатеть и бросить эту проклятую службу.
Эти слова не возбуждали сомнения ни в ком, и только одна группа настояла на том, чтобы осмотреть цистерну. Они спустились в неё по нескольким ступеням, бросили взгляд на высокие чёрные устои, исчезавшие во мраке, и, вздрагивая от холода, поспешили удалиться, бормоча:
— Уф!.. Как тут гадко!
Кроме непривлекательности вида цистерны, она ещё отбивала искателей от подробного исследования своей величиной. Для основательного осмотра необходимо было спустить лодку, взять с собой факелы и сети, одним словом — много забот и расходов. А так как результат был очень сомнителен, то никто и не решался на такой неблагодарный труд.
В продолжение целого дня дом князя Индии был главной квартирой всего движения, неожиданно объявшего Константинополь. Ещё в восемь часов утра принесли пустой паланкин, но в нём не было никаких следов, а вместе с тем и тайна исчезновения Лаели осталась неразгаданной. Наступил полдень, и всё-таки не было никаких известий о похищенной красавице.
Прошло ещё несколько часов, и поиски стали ослабевать. Толпа начала расходиться, и на вопросы встречавшихся любопытных: «Куда идёте?» — слышался один ответ: «Домой».
— Что же, её нашли?
— Нет.
— Что ж, поиски кончены?
— Да.
— Отчего?
— Ясно, что болгары похитили молодую девушку и продали её туркам. Князь Индии, кто бы он ни был, может выкупить из турецкого плена за гораздо меньшую сумму, чем назначенная им награда. И ему нечего торопиться. В турецких гаремах время не в счёт.
... Вечером Константинополь принял свой обычный, мрачный вид, и только всюду слышались громкие сожаления, что все усилия получить обещанную награду остались безуспешными. В доме князя Индии также водворилось спокойствие. На все его просьбы, чтобы продолжались поиски, ему отвечали советом возобновить их на другом берегу Босфора. Ему доказывали очень логично, что одно из двух: или болгары сами отвезли молодую девушку туркам, или её отбили у них. Если бы они были убиты, то их тела были бы найдены, а в случае их невиновности они сами явились бы, так как они имели такое же право, как и все, на получение обещанной награды.
Признавая всю вескость этих аргументов, старик замолчал, а когда его дом очистился от постоянно менявшихся целый день посетителей, он стал по-прежнему ходить взад и вперёд в сильном раздражении.
Поздно вечером явился к нему Уель, по выражению лица которого было видно, что он поддался отчаянию.
— Ну, что, сын Иадая, мой бедный брат! — спросил князь Индии. — Уже наступила ночь, и какие ты принёс известия?
— Никаких. Только все говорят, что это дело носильщиков.
— Дай-то Бог, чтобы это было так. Тогда можно быть уверенным в её безопасности. Всего хуже, что они могут сделать — это потребовать большого выкупа. Но я думаю, что они здесь ни при чём. Может быть, они соучастники, но не зачинщики, у них на такое не хватило бы ни смелости, ни решимости. Помни мои слова, преступником окажется какой-нибудь знатный грек, который рассчитывает на свои связи. Но кто бы он ни был, он не избегнет моей руки. Я найду его, хотя бы он скрылся на глубине ада и... а пока иди, мой друг, спать, а завтра утром снова приведи сюда писцов: им будет новая работа. Погоди, тебе необходим отдых.
С этими словами князь Индии позвал Сиаму и велел ему принести золотую шкатулку с лекарствами, а когда его приказание было исполнено, то он вынул из неё пилюлю и подал её Уелю.
— Прими это лекарство, и ты будешь спать как мёртвый. Сон подкрепит тебя, и мы завтра примемся за новую работу.
В то самое время, когда начались во всём Константинополе поиски исчезнувшей Лаели, Сергий, встав рано утром, прислуживал игумену и ничего не знал о том, что волновало всех византийцев. Но не успел ещё игумен умыться, как в келью вошёл его племянник и почтительно поцеловал его руку, что вызвало улыбку на лице больного, истощённого старика.
— Да благословит тебя, Бог, дитя моё, — сказал он. — Я только что думал о поездке в Принкипо, чтобы восстановить тамошним воздухом мои упавшие силы, но если ты останешься со мной, то я отложу поездку. Сядь возле меня и раздели мою трапезу.
— Нет, я не азимит, а твой хлеб, по-видимому, на дрожжах, — произнёс юноша, презрительно смотря на чёрный хлеб, лежавший на тарелке. — Я уже позавтракал и зашёл только, чтобы осведомиться о твоём здоровье и рассказать тебе, что весь город взволнован событием, совершившимся вчера вечером. Оно так странно, так смело, так нечестиво, что невольно теряешь всякое доверие к обществу и сомневаешься в том, что не дремлет ли по временам Всевидящее Око Бога.
Игумен и молодой послушник с удивлением взглянули на Демедия.
— Я даже не знаю, как тебе рассказать об этом ужасе. Лучше я прочту тебе объявление, которое по дороге сюда я сорвал со стены. Впрочем, я попросил бы прочитать Сергия.
Демедий подал Сергию одно из объявлений, распространённых князем Индии по городу. Прочитав до половины с большим трудом, он умолк и посмотрел пристально на Демедия, который отвечал ему спокойным взглядом.
Молодые люди молча смотрели друг на друга.