Падение Царьграда
Шрифт:
На другой день Демедий собрал своих товарищей по академии Эпикура и, сформировав из них несколько групп, разослал всюду: в Галату, в города по Босфору, на западный берег Мраморного моря, на острова, даже к Белградскому лесу. Он сделался героем дня.
Когда князю Индии доложили после полудня о том, что византийцы не хотели возобновлять поиски, он сказал недоверчиво:
— Как? Десять тысяч золотых не могут подстрекнуть их? Да они уже десять лет не видали такой суммы в своей казне.
Прошёл ещё час, и весть о совершенной неудаче второго объявления привела в ярость старика.
И только рассказы о поисках, которые вёл Демедий, утешали князя Индии.
В конце дня слуги доложили, что пришёл какой-то молодой монах и просит впустить его в дом.
Князь Индии уже давно слышал от Лаели о Сергии и потому с любопытством рассматривал русского послушника.
Волнуясь, тот говорил князю Индии о своих предчувствиях, что Лаель где-то в Константинополе, и просил дать ему в помощники великана Нило.
— Признаюсь, мне плохо верится в эти поиски, — отвечал старик, с любопытством глядя на русского послушника, но всё же приказал Сиаме позвать Нило.
— А ты знаешь, как я объясняюсь с ним? — спросил старик.
— Да.
— Но не забывай, что он понимает приказания только по движению губ говорящего, а потому в темноте невозможно с ним объясняться.
Когда явился Нило и почтительно поцеловал руку своего господина, то князь Индии сказал:
— Это послушник Сергий. Он полагает, что может найти молодую княжну, и желает, чтобы ты ему помог. Ты согласен?
Негр кивнул головой.
— Лучше бы ему надеть греческую одежду. Он тогда менее обращал бы на себя внимание, — посоветовал Сергий.
Через несколько минут Нило преобразился в византийца. От прежнего наряда сохранился лишь голубой платок на голове.
Когда Сергий и Нило ушли, князь Индии остался один в своём опустевшем доме и предался самым мрачным мыслям. Он уже почти отчаялся отыскать Лаель, и теперь его занимала мысль о мести.
Мысленно перебрав всех, кто мог остановить поиски, он вдруг понял, кто же обладал в Константинополе такой властью, и заторопился во Влахернский дворец.
Император согласился его принять, и вскоре князя Индии ввели в тронный зал.
— Я не буду злоупотреблять твоим доверием, государь, — сказал князь Индии после приветствий. — Я знаю, какая тяжёлая ответственность лежит на тебе. Что значит с твоей заботой о благе империи моё горе? Ты, государь, сделал для поисков моего ребёнка всё, что мог, но у меня в Византии есть сильный и могущественный враг. Вчера все сочувствовали мне, весь город вёл поиски, а сегодня, хотя я предложил нашедшему гору золота, всё оборвалось. Кто мог остановить всех людей? Только тот, кто меня ненавидит, кого я оскорбил. Кого же я оскорбил? Государь, позволь мне назвать того, кого я считаю своим врагом.
— Говори, князь, не бойся ничего, — кивнул император, тронутый горем старика.
— Здесь, в твоём присутствии, я проповедовал о братстве всех верующих, о новой вере в единого Бога. Но, как ты помнишь, многие угрожали мне, так ты даже стал защищать меня. Это они возбудили всех против моей дочери. Этот мой враг — церковь! — почти крикнул он.
— Глава нашей церкви, — отвечал спокойно Константин, — сидел тогда рядом со мною, и он не прерывал тебя, не угрожал тебе;
— Ты, государь, глава церкви, — поклонился старик.
— Нет, князь, ты ошибаешься. Я — сын церкви, но я не её глава.
Князь Индии побледнел, но через минуту он пересилил своё волнение и произнёс с видимым спокойствием:
— Прости, государь, что побеспокоил, и позволь мне уйти. У меня очень много дел.
Константин наклонил голову в знак согласия.
Князь Индии снова поклонился, а затем выпрямился во весь рост и, сверкнув глазами, произнёс:
— Государь, ты мог восстановить справедливость, но ты этого не захотел. Ты мог выбрать одно из двух: повелевать церковью или предоставить ей повелевать тобою. Ты выбрал последнее — и ты погибнешь, а вместе с тобою погибнет и твоя империя!
С этими словами он поспешно направился к дверям среди общего изумления, но, не дойдя до них, он вернулся, преклонил колени перед императором и прибавил прежним тоном беспомощного отчаяния.
— Государь, ты мог спасти меня и не захотел, но я тебя прощаю. Вот, — прибавил он, вынимая из кармана громадный изумруд, — я оставлю тебе этот талисман. Он принадлежал царю Соломону, сыну Давида, я нашёл его в гробнице Хирама, царя Тирского. Он твой, возьми его, но достойно покарай похитителя моей Гуль-Бахар. Прощай, государь!
Прежде чем присутствующие пришли в себя от удивления, он положил драгоценный камень к ногам императора и быстро удалился из залы.
— Этот человек сошёл с ума! — воскликнул Константин.
Вернувшись домой, князь Индии ещё не успел войти к себе в комнату, как ему доложили, что кто-то уже давно желает его видеть.
Вскоре в комнату вошёл человек с загорелым лицом и в одежде простого рыбака.
— Ты князь Индии? — спросил он на прекрасном арабском языке и с таким достоинством, как будто он всегда жил при дворе.
Старик молча поклонился.
— Ты князь Индии, друг султана Магомета? — повторил вошедший.
— Султана Магомета? Ты ошибаешься, сына султана Магомета.
— Нет, султана Магомета.
В глазах князя Индии мелькнула радость, которую он не знал уже два дня.
— Прости, князь, — продолжал незнакомец, — что я в такой одежде, но мой повелитель приказал прибегнуть к этому переодеванию. Я принёс тебе письмо.
Он вынул из-за пазухи бумагу и подал её с поклоном. Князь Индии развернул пакет.