Падение дьявольского эдема, или Последний вздох перед погружением в преисподнюю
Шрифт:
В кабинете воцарилась тишина.
«А я верю, что всё будет хорошо, я верю, что все сложится наилучшим образом, ведь мир устроен так, что во всем есть баланс и всё всегда гармонизируется», – звонким голосом сказал Агамемнон и наклонил слегка голову вправо, посмотрел в глаза Персефоне и робко улыбнулся, тихо добавив: «Персик»
Персефона посмотрела в ответ с небольшим укором и застенчивостью в глазах «Ладно, на этом я так понимаю новости закончились?»
Агамемнон положительно кивнул головой.
«А какие искусственные формы жизни тебе больше нравятся?», – спросила Персефона.
«Как феномен они нравятся мне абсолютно все, но с детства я всегда любил ходить с мамой в храм Гермеса, не могу понять, чем это меня так привлекало, но, повзрослев, я решил заняться структуризацией и передачей информации, установлению дипломатических отношений, конечно, не на уровне Гермеса, но он меня всегда вдохновлял»
«Кто-то сказал Гермес?!», – раздался веселый и звонкий голос в кабинете. В центре комнаты из деревянного пола медленно пророс небольшой золотой шар. Из-под стола Персефоны плавно выползли две золотые змеи, медленно скользя к шару. Шар медленно поднимался над уровнем пола, и постепенно становилось понятно, что он прикреплен к посоху. Доползшие к этому моменту, змеи начали обвивать посох, устремив взгляд в центр шара и расположив головы друг напротив друга. Посох продолжал расти из пола всё выше и выше, и буквально у самого края посоха, под обвитыми хвостами, из пола начала вырастать рука держащая конец посоха. Рука тоже была золотой, и постепенно она продолжала обретать растущее из пола продолжение, предплечье, локоть. И в этот момент, чуть правее от руки, держащей Кадуцей, из пола начала появляться голова. В кабинете начала звучать негромко струнная музыка с весьма плавными, тягучими и периодически быстрыми переборами на высоких нотах. Буквально, через тридцать пять секунд из пола материализовался прекрасный юноша, весь покрытый золотой кожей, облаченный в черный шелковый хитон. Одна рука его была поднята вверх и держала Кадуцей, вторая же прикрывала ладонью левый глаз, на лице сияла обворожительная улыбка, а правый глаз, насыщенной аметистовым цветом радужкой, пристально смотрел на Агамемнона.
«Собственной персоной», – тихо прошептал юноша.
Персефона самодовольно улыбнулась.
Удивление на лице Агамемнона было неподдельным и схоже тому, как удивляются гениальным открытиям внутри простых и обыденных вещей.
Гермес, опустив руки обнажил второй глаз, сверкающий изумрудной радужкой, немного оперся на моментально изменивший размер Кадуцей, превратившийся в небольшую трость, змеи на котором не переставая кружились в танце вокруг посоха.
Наклонившись в сторону стола Агамемнона, Гермес игриво произнес: «Привет, привет новенький, как настроение, как компания, как кабинетик, как столик, кстати сейчас активирую тебе гало-экран, он тебе пригодиться ну прямо очень в ближайшее время. Нет необходимости говорить о том, что есть в тебе такого, что привлекло выбор руководства и становления тебя на столь высокую должность, хотя…хотя, конечно, делишки твои будут крайне малы, и всё таки я скажу, Агамемнон, нам тут скучновато и вот ты тут, понимание и знание ситуации вперемешку с докладами о том о сем, это очень даже забавно слушать, особенно твоё серьезное личико, и слова о специалистах отдела Зевса, ну сколько, же можно думать, что существуют какие-то незадействованные свободно-мыслящие люди, в отделе по планированию потомства… Агамемнон, все они есть З…Е…В..С.., отличать то умеешь чувства и эмоциональные реакции одних людей от других, ах малыш, малыш, вроде такой большой, но такой наивный, с какой важностью ты составлял свой докладик. Персик, ну ты поняла, о чем я, рано или поздно поймешь ты тоже, Ага? или Мем? Или всё таки Нон? а может быть немного поиграемся и будет называть тебя Мемаганон, хотя и Нонагамем, тоже звучит… забавно было бы взглянуть на список имен от Зевса, для твоей Аэропушки, готов спорить, что там было ровно три варианта»
Персефона всё это время тихо улыбавшаяся, направила в сторону Гермеса руку и жестом его попросила остановиться.
«В любом случае, рад с тобой познакомиться Агамемнон», – Гермес повернулся к протянутой руке Персефоны, поцеловал тыльную часть ладони и сел за стол напротив Агамемнон, закинув ноги одна на другую и обе на стол
«Начинай, только не перегибай со скоростью и обстоятельственностью, он пока к такому не привык», – спокойным голосом сказала Персефона.
«Хорошо, с чего начнем? Давай ка я…»
Но не успел Гермес закончить фразу, как на полу в центре кабинета начали появляться круги, маленькие, они расходились по всему полу, как будто дерево становилось всего лишь красочной пленкой на поверхности воды. То тут, то там, появлялись круги, и вот из одного круга выпрыгнула маленькая рыбка и упала на диван, стоящий напротив стола Персефоны. Побарахтавшись на диване, она начала видоизменяться, подобно мутирующему организму, то у неё отрастали лапки, то появлялись крылышки, то тут то там вырастал хвост, и эти изменения не заканчивались, а само существо, уже совсем не похожее на рыбку увеличивалось в размерах.
«Давай-ка я тебе представлю еще кое кого, это Посейдон, сразу скажу, что поболтать с ним тебе не удастся, так что даже не переживай по этому поводу, просто прими его таким и всё. Посейдон при всех его незаурядных способностях… здесь… права голоса не имеет, сам, наверное, можешь понять, что множественные конфликты и прочие проделки сыграли с его репутацией плохую шутку, и после серии неудачных попыток противостоять нынешним противникам, он был вынужден прийти сюда, дав слово, что всецело направит себя на помощь и содействие, а в качестве компенсации не обронит и слова», – сказал Гермес.
«Молчит как в рот воды набрал, принципиальный до ужаса, повелитель мутационных морей», – добавила Персефона.
«Это очевидный плюс», – игривым голосом продолжил Гермес: «но есть и очевидный минус – он не отвечает на вопросы».
Разросшееся существо уже начало обретать абсолютно лысую голову, лицо покрытое густой алмазно-голубой кристаллической бородой, большие и не моргающие глаза на выкате, устремлённые строго вперед, частично скрытые за полуприкрытыми веками. Спустя пятнадцать секунд, на диване уже покоился мужчина с мраморным цветом кожи, в черном шелковом длинном хитоне, радужки глаз которого переливались перламутром.
В тоже мгновение на гало экране Агамемнона появилась надпись: «Не вижу смысла общаться с тем, в чьем существовании не вижу смысла»
Гермес исподлобья взглянул на Агамемнона и улыбнулся.
«Знаешь в чем отличие двух братьев? Иногда они мне так напоминают Прометея и Апометея, но лишь напоминают. Что думаешь?»
Агамемнон развел плечами, покачал головой.
«Подумай, подумай, вспомни уроки истории», – быстро проговорил Гермес.
«Посейдон создатель всех животных, а Зевс создатель всех людей», – неуверенно произнес Агамемнон.
«Так. Времени у нас не столь много, ждать пока ты поймешь ответ на этот вопрос…
Колоссального различия нет, оба обладают логикой, только Зевс видит смысл в осмысляющих собственное существование, а Посейдон видит смысл в не осмысляющих собственное существование, поэтому ни тот ни другой не тратят время на поиск смысла в противоположном, правда похоже на Прометея и Апометея, первый думал прежде деяния, второй думал после содеянного. Но несмотря на это, оба не годятся и в подметки первой паре, точнее не годились. И всё же, всем есть место быть и, взаимодополняя друг друга, они могут создавать столь интересное сочетание… Агамемнон, давай я задам тебе вопрос чуть проще, как ты считаешь, а искусственные формы жизни способны любить?»
В этот момент голова Посейдона качнулась и на лице на мгновение промелькнула улыбка.
Подумав минуту, Агамемнон произнес: «Любви подвластно всё, что может чувствовать»
Гермес: «и это тебе сказала…»
«Мама», – произнес тихо Агамемнон
«Когда ты…», – протянул Гермес.
«Я не хочу об этом говорить», – грустно произнес Агамемнон.
«Твоё право… Можешь ли ты представить и описать, что происходит между двумя искусственными формами жизни, когда они влюбляются друг в друга?», – мягко снижая тональность голоса, спросил Гермес.