Падение Губернатора
Шрифт:
Парень косо посмотрел на девушку.
– Лилли, мы это уже проходили… Раза два.
– Отлично, считать ты умеешь.
– Да ладно тебе…
– Мы пройдем это и в третий раз, так что отвечай на вопрос. Как держать нож?
Вздохнув, он попятился дальше. Гравий шуршал под его ботинками.
– Его нужно держать крепко, лезвием вниз… Я не тупой, Лилли.
– Я и не говорю, что ты тупой. Объясни, почему нож надо держать именно так?
Остин по-прежнему шел спиной вдоль кромки леса, внимание его притупилось, он качал головой.
– Его нужно держать именно так, потому что тогда появляется возможность ударить сверху
Лилли заметила, что в стороне, футах в двадцати от тропинки, лежала деревянная палка – кусок пропитанной креозотом шпалы. Лилли молча подошла к ней.
– Продолжай, – сказала она. Быстрым, точным ударом она бросила палку под ноги Остину. – Почему движение должно быть резким?
Тот снова обреченно вздохнул, беззаботно пятясь.
– Движение должно быть резким, потому что есть только один шанс попасть в мозг. – Парень по-прежнему неспешно шел спиной. Приближаясь к куску шпалы, он сжимал в руке нож, не зная о препятствии, лежавшем на тропинке. – Я не идиот, Лилли.
Она усмехнулась.
– О нет, ты настоящий ниндзя. Сегодня ты расправился со всеми ходячими в лесу возле упавшего вертолета. У тебя все под контролем.
– Я не боюсь, Лилли. Я тебе миллион раз говорил, я был…
Он наступил на шпалу.
– Ой! ВОТ ЧЕРТ! – вырвалось у него, когда он упал, подняв облако угольной пыли.
Сперва Лилли рассмеялась, увидев, как Остин сидит на земле, обезоруженный, смущенный, опозоренный. В темноте его глаза вспыхнули, кудри упали ему на лицо. Он был похож на побитого пса. Прекратив смеяться, Лилли почувствовала себя виноватой.
– Прости, прости, – забормотала она, опускаясь рядом с ним на колени. – Я не хотела… – Она дотронулась до его плеча. – Прости, я та еще гадина.
– Ничего, – тихо ответил он, глубоко дыша и не поднимая глаз. – Я заслужил.
– Нет, нет. – Она села на землю рядом с ним. – Ты этого вовсе не заслуживаешь.
Остин посмотрел ей в глаза.
– Не переживай. Ты просто хочешь помочь. И я тебе очень благодарен.
– Да я понятия не имею, чего именно хочу. – Лилли потерла щеку. – Я лишь знаю… что нам нужно быть во всеоружии. Нам нужно… мне претит говорить это… но нам нужно жаждать крови, прямо как чертовым кусачим. – Она посмотрела на Остина. – Только так мы пройдем через все это.
Он задержал на ней свой взгляд. Вокруг них нарастал гул, ночные звуки становились все громче. Издалека, с арены, доносились едва слышные нечеловеческие вопли зрителей, истомившихся в ожидании кровавого зрелища.
Наконец Остин сказал:
– Теперь ты говоришь, как Губернатор.
Лилли посмотрела вдаль и ничего не сказала, прислушавшись к звукам ночного леса.
Облизнув губы, Остин снова посмотрел на нее.
– Лилли, я тут подумал… А что, если нельзя пройти через это? Что, если это навсегда? Что, если нам другого не уготовано?
Лилли задумалась.
– Это не важно. Пока мы вместе… пока готовы пойти на все… мы выживем.
Слова ее на мгновение повисли в тишине. Сами того не заметив, Остин и Лилли придвинулись друг к другу. Ее рука легла на плечо парню, а его ладонь скользнула ей на талию.
Лилли поняла – совершенно внезапно, – что изначально она думала обо всем городе, считала, что все люди должны остаться вместе, но теперь говорила только о них с Остином. Она подвинулась еще ближе, и он наклонился к ней. Лилли показалось, что какая-то ноша упала у нее с плеч, и губы ее оказались в миллиметре от губ Остина. Они готовы были поцеловаться, как вдруг Лилли отстранилась.
– Что это? Боже, что это?
Почувствовав какую-то влагу у него на талии, она посмотрела вниз.
Нижняя кромка толстовки Остина была пропитана кровью, которая ручейками текла на забросанную упавшими листьями землю, черная и блестящая, как смазка. Лезвие ножа выглядывало из дыры в джинсах Остина: при падении оно вошло в мягкие ткани у него на боку. Остин прикрыл рану рукой.
– Черт, – пробормотал он, сжав зубы и смотря на кровь, которая сочилась сквозь пальцы. – Недаром мне показалось, что кто-то меня укусил.
– Пойдем! – Лилли вскочила на ноги и протянула Остину руку, помогая ему подняться. – Покажем тебя доктору Стивенсу.
Полностью ее звали Кристина Мередит Хабен. Она выросла в Кирквуде, в штате Джорджия, и в 1980-х отправилась в Оберлинский колледж изучать телекоммуникации. У нее был внебрачный ребенок, которого она выносила и отдала на усыновление на следующий день после терактов одиннадцатого сентября. В любви ей не везло, она так и не встретила того самого и не вышла замуж, вечно считая себя повенчанной со своей работой старшего продюсера сегмента на одной из крупнейших радиостанций Юга. Она получила три «Эмми», одну «Клио» и несколько наград «Кейбл-Эйс» – и каждая из них вызывала в ней обоснованное чувство гордости, – но никогда не чувствовала, что старшие по должности уважали ее или платили ей столько, сколько она заслуживала.
Но в настоящий момент – на грязном плиточном полу, в сиянии флуоресцентных ламп – все сожаления, страхи, разочарования, надежды и желания Кристины Хабен уже не имели значения, исчезнув в момент смерти. Ее останки лежали на забрызганном кровью и желчью полу, а семнадцать плененных ходячих вгрызались в ее ткани и внутренности.
По шлакоблочной камере эхом разлетались чавкающие звуки жуткой трапезы. Мертвецы раздирали тело Кристины Хабен на мелкие части. В углы комнаты по швам между плитками стекались кровь, спинномозговая жидкость и желчь, которые образовывали многоцветные лужи. Стены были забрызганы алым, свежая кровь покрывала и обезумевших кусачих. Отобранные на основании физических данных, заклейменные в качестве реквизита для гладиаторских боев, в основном они были взрослыми мужчинами. Часть из них по-обезьяньи скорчилась под ярким светом ламп, глодая скользкие кости, которые когда-то составляли часть скелета Кристины Хабен.
В гаражной двери на другом конце комнаты была прорезана пара высоких прямоугольных окон. В левом виднелось узкое, обветренное, усатое лицо, которое с интересом наблюдало за происходящим.
Губернатор стоял в тихом коридоре возле камеры и внимательно смотрел сквозь стекло на трапезу. На лице его не отражалось никаких эмоций, кроме странного удовлетворения тем, что он видел. Его левое ухо было забинтовано после недавней стычки с вновь прибывшими, и боль раздражала его. Он сжал кулаки. Так он собирался с мыслями, вспоминал о своей роли, понимал возложенную на него миссию. Все его сомнения, все запоздалые переживания – и вообще вся человечность, которая еще осталась в нем, – уступили место ярости. Внутри его звучал голос мести, направлявший Губернатора. Теперь он понимал, что есть только один шанс спасти эту пороховую бочку от взрыва. Он знал, что нужно сделать, чтобы…