Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1
Шрифт:
– Странно, но и у меня с некоторых пор такое ощущение.
– Но в этом, Коринна, нет ничего удивительного. Ведь в Лондоне вы вполне могли столкнуться с кем-либо из родственников вашего отца.
– Да, пожалуй…
Когда после ужина мы, как обычно, собрались в гостиной, Коринна заговорила первой:
– В прошлый раз, – начала она, – нас глубоко взволновал откровенный рассказ мамы. Как жаль, что она не говорила так с нами прежде. А ведь откровенный рассказ о своем прошлом облегчает душу. И мне кажется, что мамина откровенность вызвана любезностью и вниманием
– Да, я должна поблагодарить ее светлость за то облегчение моей души, коему она способствовала, – произнесла донья Инес.
И снова мне показалось, что она чего-то не договаривает и что душа ее все еще очень многими страшными воспоминаниями отягощена. Но в конце концов человек не может и не должен открываться весь, что-то должно остаться в тайне от всех.
– Райвенспер, – задумчиво произнес отец Коринны. – Я так давно покинул Англию, многое забыл. К стыду своему я забыл и герцогов Райвенспер. – Он потер лоб кончиками пальцев. – Надеюсь, ее светлость простит меня? – он улыбнулся, и эта улыбка снова показалась мне странно знакомой.
В комнате воцарилось напряженное молчание. Я поняла, что Коринна и Брюс полагают меня обиженной. Но я видела искренность старого графа и ни в коей мере не считала, что он хотел обидеть меня, упомянув о том, что забыл герцогов Райвенспер. Нет, он вовсе не желал уколоть меня, я это сразу поняла.
– Герцогский титул пожаловал мне король, – спокойно ответила я. – Титул герцогов Райвенспер учрежден специально для меня и для моего сына Чарльза.
– А вашему супругу титул не был пожалован? – настороженно спросила меня донья Инес.
– Мой супруг к тому времени уже скончался. Я была замужем за графом Рэтклифом.
– О! Графа я помню, – воскликнул отец Коринны. – Я был еще молод, но слышал о нем и даже несколько раз встречался в обществе. Чудак, он коллекционировал предметы искусства, картины.
– Должно быть, вы и сегодня владеете его прекрасными коллекциями, – сказала донья Инес.
– Нет, – ответила я, – у графа был сын от первого брака, он также умер молодым, оставив вдову и двоих детей. Все наследство я передала им. Я не считала себя вправе оставить себе хоть что-то.
– Как? – донья Инес была поражена. – Ни одной картины, ни одной безделушки!
– Да, ничего, – я улыбнулась.
На родителей Коринны мое бескорыстие явно произвело впечатление. Брюс и Коринна улыбались с некоторой гордостью, словно бы и они были причастны к этому бескорыстию. Никто не знал всей правды. Впрочем, умри граф Рэтклиф своей смертью, и даже будь он моим верным обожаемым супругом, я все равно отказалась бы от наследства в пользу его потомков. Иногда бескорыстие может доставить удовольствие и облегчить душу не меньше, чем откровенный рассказ о своем прошлом.
– Не соизволите ли вы рассказать о своем семействе, ваша светлость, – голос доньи Инес звучал почтительно. – Судя по вашему благородству, вы должны принадлежать к знатнейшим и старейшим родам Англии.
– Я давно не рассказывала о своем прошлом, – я чуть пожала плечами, – особенно о детстве. Но уж если я буду
Я почувствовала, что в гостиной повисло напряженное молчание. Я не могла понять, в чем дело. Неужели обстоятельства моей жизни так шокировали родителей Коринны? Но нет, это было не презрительное, но напряженное, и даже какое-то мучительное молчание. Но я решила закончить свой рассказ. Этого требовало мое чувство собственного достоинства.
– Мои приемные родители, простые фермеры, были добрыми и нравственными людьми. Не скрою от вас, что я обучена не только чтению, письму, изящному рукоделию, но и обычным домашним хозяйственным делам. И эти мои простые умения, случалось, выручали меня в трудное время; например, когда в Лондоне бушевала страшная чума.
– Но… Вам известны имена ваших родителей? – голос доньи Инес дрогнул.
Этот, казалось бы, заурядный вопрос тоже показался мне странным. Что она имеет в виду? Неужели подозревает, что я какая-нибудь безродная выскочка, и презирает меня?
– Да, разумеется, – я продолжала держаться спокойно. Но Брюс и Коринна смотрели на меня с явным беспокойством. – Разумеется, мне известны имена моих родителей. Хотя я никогда не видела их обоих – ни отца, ни мать. Я – урожденная Эмбер Майноуринг, графиня Росвуд, мать моя – Джудит Марш.
Донья Инес откинулась в своем кресле, лишившись чувств. Коринна бросилась к ней с флаконом нюхательных солей. Раздался громкий удар, словно об пол ударилось что-то тяжелое. Это граф Мейн выпустил из рук свою трость. Он привстал в кресле и впился в меня взглядом.
Донья Инес пришла в себя. Коринна стояла по-прежнему рядом с матерью, она бережно поддерживала ее голову ладонью.
– Хуан, – слабым голосом произнесла донья Инес, обращаясь к своему супругу, – мне кажется, ты нашел свою дочь!
Я ничего не понимала, хотя вроде бы все не так уж трудно было понять. Но именно в такие моменты человек перестает понимать самое простое.
– Скажите мне имена ваших приемных родителей, ваша светлость, – с трудом выговорил граф Мейн, не спуская с меня пристального взгляда.
– Мэтью и Сара Гудгрум.
– Ваши настоящие родители не оставили вам никаких драгоценностей?
– Да, – мною овладело странное спокойствие, почти оцепенение, – я помню золотые серьги грушевидной формы с жемчужными подвесками. Моя приемная мать говорила, что они принадлежали моей настоящей матери. Они находились у меня, и рассталась я с ними крайне неохотно и в силу печальных обстоятельств. (Кажется, насколько я помнила, серьги пропали в лондонском доме Рэтклифа во время пожара.)