Падение рая

Земля. Наши дни, где-то в одной из «горячих точек»…

Недельное преследование противника подходило к концу. Разведвзвод лейтенанта Камышова, выполняя несвойственную ему роль преследователя, вышел на заброшенный полустанок, словно на блокпост, охранявший «железку», ведущую к такому же заброшенному золотому прииску.

Где-то здесь бандиты укрылись вместе с заложниками, мирными строителями, используя их как живой щит от возможного авиаудара со стороны федеральных сил. К прииску, где спрятаться гораздо

Позади остались десятки тяжелейших заснеженных перевалов, в горах от нехватки кислорода солдат быстро покидали силы, этому способствовал и глубокий снег. Бойцам приходилось подолгу отдыхать на стоянках, чтобы организм акклиматизировался к тяжелым условиям, и накапливать силы для очередного перехода через кручи.

Лейтенант понимал, что боевики тоже выдохлись. Они хоть и знали здесь все и вся, привыкли к жизни в горах с самого рождения, но все равно находились в роли убегающих. К тому же боевикам приходилось тащить за собой пленников, без живого щита их давно бы уже уничтожила «касатка» – штурмовой вертолет Ми-24. Так что силы были примерно равны, как у тех, кто убегал, так и у тех, кто преследовал.

Лейтенант иногда терял след боевиков, но он воевал здесь достаточно долго, чтобы отыскать его вновь даже по едва различимым признакам.

В последний раз, например, они нашли труп пленного рабочего. Видимо, он совсем выбился из сил, и потому его убили, так как он стал обузой и мешал движению.

Солдаты оставили его лежать как лежал, боясь выдавать себя взрывом, если под трупом вдруг окажется граната. Боевики любили такие «шутки». Впрочем, и у федералов имелись свои излюбленные и не всегда законные приемы.

Дальше след был четким. Бандиты перли напролом, не скрываясь, своим звериным чутьем чувствуя, что уже далеко уйти не смогут и нужно отсидеться и решить, как действовать дальше: с боем идти на прорыв или же сдаться на милость правосудия, или же придумать что-то еще.

– Чуй, ты видишь их? – спросил лейтенант у снайпера.

Раскосый выходец из северных народов отрицательно мотнул головой, не отрываясь от окуляра оптического прицела.

– И я не вижу, – горестно сказал лейтенант, отстраняя бинокль от глаз.

Если не видел Чуй, то ему вообще смотреть бесполезно. В остроте зрения своего ефрейтора лейтенант не сомневался.

Группа залегла за низенькими деревьями в четырехстах метрах от полуразрушенных зданий полустанка и прилегавшего к ним поселка.

– Где же они, мать их?…

Здания выглядели безжизненными. Нигде нет никакого движения или видимых на земле следов пребывания бандитов. Они умели прятаться…

«Этого у них не отнять», – мрачно подумал лейтенант. Ну, не уважать же их за то, что они умеют прятаться?…

Крепче всех выглядело административное здание. Оно и понятно, кирпич лучше держал удары стихии, чем тонкие доски из мягких пород древесины. Но это не значит, что боевики засели именно там, хотя как знать? Извращенная человеческая логика на войне делала свои, подчас необъяснимые, загогулины, и боевики могли оказаться именно в этом самом крепком здании, где по логике их быть не должно.

Ночь в горах наступала быстро, едва солнце скрывалось за далеким хребтом, как тут же опускалась темнота. А вместе с темнотой усиливался пронизывающий ветер, становилось еще холоднее.

К лейтенанту подошел радист, протягивая наушники с переговорным устройством, провод от которого тянулся к тяжеленной рации за спиной рядового Землемчука.

– Что? – задал в общем-то ненужный вопрос лейтенант Камышов: если пришел радист и протягивает трубку рации, значит, дело серьезное.

– Вас вызывает полковник Градский.

– Давай его сюда…

Лейтенант раздраженно взял наушники. Любой незапланированный выход на связь мог обернуться для его группы гибелью. У боевиков отличная аппаратура, легко умещающаяся в руке, вместо этих «гробов» на спине у войсковых радистов. Оставалось только удивляться, как это худосочный Шура мог таскать такую тяжесть по горам.

– Слушаю вас, господин полковник.

– Ромео, воздушная разведка докладывает, что в вашу сторону движется большая группа боевиков. Мы нанесли по ним удар, но сам понимаешь, даже потеряв половину своих бойцов, от своей затеи они не откажутся. К тому же мы их посеяли. Они наверняка разбились на мелкие группы по три-четыре человека…

– Как близко они от нас? – быстро спросил лейтенант, зная, что при таком раскладе боевиков действительно практически невозможно найти. Плюс темнота…

– Очень близко. Сегодня же ночью они будут у вас. Часа через два, не больше… если не меньше.

– Та-а-ак… – недовольно протянул лейтенант. Он, как и полковник знал, что, разбившись на мелкие группы, боевики двигаются значительно быстрее. Это путало его карты. – Уж лучше бы вы не наносили по ним удар.

– Авиация работала сама. Я не мог сказать, что вы в этом районе, – оправдывался Градский. – Сам понимаешь, у боевиков везде есть уши.

По всему выходило, что из загонщиков они через два часа сами превратятся в дичь. «Ладно, не в первый и не в последний раз», – обреченно подумал лейтенант имевший шутовские позывные «Ромео». Но боевую задачу надо выполнить, а это в свете последней информации сильно усложнялось.

– Та-а-ак… Вас понял.

– Твои предложения, лейтенант.

– А чего тут предлагать? Мочим их в сортире, как завещал нам наш верховный главнокомандующий, и уматываем.

– Я понимаю, ты не сентиментален, но как насчет заложников… – напомнил полковник.

– М-да…

Из десятка строителей осталось только четверо. Остальных боевики порешили во время перехода как недостаточно подвижных и выносливых. Лишняя ноша боевикам ни к чему.

– Я имел в виду, что освобождаем заложников и валим всех бородатых, – поправился Камышов. – Но вы должны понимать, что операция не подготовлена. Я не могу ручаться…