Падение Рима
Шрифт:
– Слушай, Готелинда, – закричала она, – моя последняя просьба! Не за себя, за мой народ, за наш народ… Петр хочет погубить его, и Теодагад…
– Да, я знала, что это государство будет последней твоей заботой! Знай же: оно погибло! Эти глупые готы, которые в течение столетий предпочитали Амалов Балтам, теперь проданы домом Амалов: Велизарий уже приближается, и нет никого, кто предупредил бы их.
– Ошибаешься, дьявол, они предупреждены. Я, их королева, предупредила их. Да здравствует мой народ! Да погибнут его враги и… Боже! Смилуйся над моею душою!..
Она бросилась в волны и погрузилась в воду. Готелинда с удивлением
– Она исчезла, – сказала она и взглянула на воду: на ее поверхности плавал только один платок Амаласвинты. – Даже и в смерти эта женщина победила меня! – медленно промолвила она. – Как долга была ненависть, и как коротка месть!
Глава 4
Спустя несколько дней во дворце Равенны, в комнате византийского посланника Петра собрались знатнейшие римляне и готы. Были даже два епископа из Византии. Лица всех выражали гнев и ужас.
– Да, – заканчивал свою речь горбун: – вот уже девять дней, достойные епископы и благородные римляне, как она исчезла из дворца. Быть может, эта высокая женщина, которая была матерью вашего народа, увезена врагами силой. Вслед за нею уехала и королева, ее смертельный враг. Я разослал гонцов во все стороны, но до сих пор не найдено никаких следов, горе, если…
Он не закончил: в комнату вбежал раб в запыленной одежде.
– Господин, – вскричал он, – она умерла! Ее умертвили!
– Умертвили! – раздалось вокруг. – Кто?
– Готелинда на Бользенском озере. Римляне и готы сотнями стеклись в виллу, чтобы торжественно перенести сюда труп ее. А Готелинда скрылась от народной ярости в крепком замке Ферерти.
– Довольно, – сказал возмущенный Петр, – я иду к королю и прошу всех вас; благородные римляне, следовать за мною, как свидетелей.
Все торопливо направились во дворец; дорогой к ним присоединилась огромная толпа равенцев. Король же сидел в своей комнате совершенно беспомощный. Он видел всеобщее негодование и, растерявшись, послал за Петром, чтобы посоветоваться с ним. Вот почему, когда Византиец появился на пороге, он с радостью бросился к нему навстречу, протянув обе руки. Но Петр с негодованием оттолкнул его.
– Я несу тебе месть, король готов, месть от имени Византии за дочь Теодориха. Ты знаешь, Юстиниан обещал ей свое особенное покровительство: каждый волос на голове ее, каждая капля ее крови поэтому святы. Где Амаласвинта?
Теодагад с изумлением слушал Петра: не сам ли он придумывал вместе с ними, как лучше умертвить ее?
– Где Амаласвинта? – грозно повторил Петр.
– Умерла, – робко ответил король, не понимая, для чего эта комедия.
– Она умерщвлена!.. Так говорит вся Италия: умерщвлена тобою и твоей женою! Юстиниан, мой великий император, был ее покровителем, – он же будет и мстителем за нее. Войну от имени его, объявляю вам войну, варвары!
– Войну! Войну! – закричали итальянцы, увлеченные минутой и старой ненавистью к варварам.
– Петр, – в ужасе, заикаясь, сказал король, – ты не забудешь договора, ты ведь…
– Никаких договоров не может быть теперь между нами! – вскричал негодованием византиец и, вынув из кармана свисток, разорвал его в куски. – Война! Вы должны очистить Италию, а тебя и твою жену я приглашаю на суд в Византию, к трону императора.
В это время на дворе раздался звук военного рога готов, и в комнату вошла толпа воинов
– Кто это осмеливается разыгрывать роль господина здесь, во дворце готского короля? – спокойно спросил Витихис.
– Граф Витихис, не бери убийц под свою защиту! – сказал Петр, выступая вперед. – Я вызвал его на суд в Византию.
– И ты, Амалунг, не знаешь, как ответить на это? – с негодованием вскричал Гильдебранд. Но король молчал.
– В таком случае мы должны говорить вместо него, – сказал Витихис. – Знай, грек!.. запомните это и вы, неблагодарные римляне и коварные равенцы, что народ готов свободен и не признает над собою господина или судьи на земле. А если среди нас совершается преступление, то мы судим и караем его сами. Даже раба своего мы не позволяем судить чужеземцам, а тем более своего короля.
– В таком случае вы все ответите за его вину. От имени своего императора объявляю вам войну!
Готы радостно заволновались. Старик Гильдебранд подошел к окну и крикнул громадной толпе, собравшейся вокруг дворца:
– Слушайте, готы! Радость! Война с Византией!
Тысячи голосов, потрясая оружием, радостно закричала: «Война! Война! С Византией!». Эта радость готов подействовала охлаждающе на римлян: они, молча, опустили головы.
– Видишь, грек, – сказал между тем Витихис, – мы не боимся войны и воевать пойдем охотно. Но горе преступнику, который начинает ее без достаточных оснований! Я предвижу длинный ряд годов крови, пожаров, вижу истоптанные поля, дымящиеся города, бесчисленные трупы, плавающие по рекам. Все это падет на вашу голову, потому что вы начинаете войну, вмешиваясь в жизнь свободного народа. Так пусть же вся вина падет на ваши головы! Передай это своему императору.
Молча выслушал Петр эту речь и молча же направился к двери. Итальянцы вышли вслед за ним, и некоторые, в том числе епископ Флоренции, проводили его к дому.
– Достойный друг, – проговорил горбун, прощаясь с епископом. – Оставь мне письма Теодагада по делу Тейи. Для церкви они уже не пригодны, а мне нужны.
– Возьми, – ответил епископ. – Процесс давно решен; нам они не нужны.
Петр вошел в комнату и прежде всего отправил гонца к Велизарию с приказанием немедленно начать войну. После этого он сел писать Юстиниану и закончил письмо следующими словами:
«Итак, государь, я думаю, ты имеешь основания быть довольным своим верным слугою: варвары разъединены на партии. На троне их – неспособный изменник. Все население Италии – на твоей стороне. Если не случится какого-нибудь чуда, варвары должны сдаться без сопротивления. Недаром судно, на котором я еду, носит название „Немезида“, богини мести: ты, чью гордость составляет справедливость, являешься здесь мстителем за преступление. Одно только невыразимо огорчает меня: мне не удалось спасти дочь Теодориха. И я умоляю тебя уверить мою высокую повелительницу, императрицу, которая никогда не была милостива ко мне, что я изо всех сил старался выполнить ее поручение относительно дочери Теодориха, о судьбе которой она в последнем разговоре поручала мне особенно заботиться. Что же касается Теодагада, который предал готское государство в наши руки, то я осмелюсь ответить великой императрице, что первое правило мудрости гласит: опасно держать в доме людей, знающих наши сокровеннейшие тайны».