Падение Рима

Дан Феликс

– Нет, мать, ради меня ты не должна еще умирать!

– Я и не думала о смерти, когда говорила это. Здесь, на земле еще, увижу я его. Непременно увижу, он возвратится тою же дорогой, какою ушел.

– Мать, – нежно сказала Мирьям. – как можешь ты думать об этом? Ведь тридцать лет уже прошло с тех пор, как он исчез.

– И все же он возвратится. Невозможно, чтобы Господь не обратил внимания на все мои слезы, мои молитвы. И что за сын был мой Юкунд! Работой собственных рук кормил он меня, пока не заболел. Тогда наступила нужда, и он сказал: «Мать, не могу я видеть, как ты голодаешь. Ты знаешь, что при входе в старый храм под оливковым деревом спрятаны сокровища языческих жрецов. Отец

раз спускался туда и нашел золотую монету. Пойду и я, спущусь насколько возможно глубже, быть может, и я найду хоть немного золота. Господь будет охранять меня». И я сказала: «аминь». Потому что нужда была тяжела, и я хорошо знала, что Господь защитит благочестивого сына вдовы. И мы вместе целый час молились, здесь, перед этим крестом. А потом мой Юкунд встал и спустился в отверстие под корнями дерева. Я прислушивалась к шуму его шагов. Потом ничего не было слышно. И до сих пор он еще не вернулся. Но он не умер. О нет! Не проходит дня, чтобы я подумала: сегодня Господь выведет его назад. Разве Иосиф не был долгие годы далеко в Египте? – однако же старые глаза Иакова снова увидели его. И мне кажется, что я увижу его сегодня и завтра. Потому что сегодня ночью я видела его во сне. Он был в белой одежде и поднимался из отверстия. Обе руки его были протянуты. Я позвала его по имени, и мы соединились навеки. Так оно и будет: потому что Господь слышит моления сокрушенного сердца, и «надеющиеся на Него не постыдятся».

И старуха поднялась и пошла в свой домик.

«Какая вера! – подумала Мирьям. – Неужели же Тот, Кто в смертельных муках склонил голову на крест, был Мессия? Неужели правда, что он поднялся на небо и оттуда охраняет своих, как пастух стадо?.. Но я не принадлежу к Его стаду. Мне нет утешения в этой надежде. Мне остается только моя любовь с ее горем. Как! Неужели я буду витать среди звезд без этой любви! Но ведь тогда я не буду Мирьям! Нет, нет, не надо мне такого воскресения. Гораздо лучше быть подобной цветам: расцвести здесь при ярком свете любви, некоторое время красоваться и издавать аромат, пока не скроется солнце, пробудившее их. А потом увянуть в вечном покое».

Глава 2

Десять дней уже тянется осада Неаполя. Каждый день Тотила и Улиарис сходились на совещание в башню Исаака у Капуанских ворот.

– Плохи, плохи наши дела, – говорил Улиарис на десятый день. – С каждым днем все хуже. Кровожадный Иоганн, точно барсук, подкапывается под замок Тиверия, а если он его возьмет, – тогда прощай, Неаполь! Вчера вечером он устроил окопы на холме над нами и бросает теперь зажигательные стрелы нам на головы.

– Шанцы надо уничтожить, – как бы про себя заметил Тотила.

– Гораздо больше этих стрел вредят нам «воззвания к свободе», которая целыми сотнями перебрасывает Велизарий в город. Итальянцы начинают уже бросать камнями в моих готов, если это усилится… Мы не в силах с тысячью воинов отбиваться от тридцати тысяч Велизария да еще от других тридцати тысяч неаполитанцев внутри города… А что, от короля нет известий?

– Ничего нет. Я послал сегодня пятого гонца.

– Слушай, Тотила. Я думаю, нам не выйти живыми из этих стран.

– И я также думаю, – спокойно ответил Тотила, отпивая глоток вина из стакана.

Когда на следующее утро Улиарис поднялся на стену города, он в удивлении протер себе глаза: на шанцах Иоганна развевался голубой флаг готов. Тотила ночью высадился в тылу неприятеля и внезапным нападением отбил холм. Эта смелая выходка взорвала Велизария. Но он утешал себя тем, что сегодня же явятся его четыре корабля, и тогда безумный мальчишка будет в его руках.

Действительно, вечером, при заходе солнца, корабли появились в виду гавани.

– Восходящее солнце увидит их уже

в гавани Неаполя! – с довольной улыбкой сказал Велизарий.

Но на следующее утро, едва он проснулся, к нему вбежал начальник его стражи.

– Господин! Корабли взяты!

Велизарий в ярости вскочил.

– Умрет тот, кто говорит это! – вскричал он. – Кем они взяты?

– Ах, господин, да все тем же молодым готом с блестящими глазами и светлыми волосами!

– А, Тотила! снова этот Тотила! Хорошо же, не порадуется он. Позови ко мне Мартина!

Через несколько минут вошел человек в военных доспехах. Но видно было, что это не воин: вошедший был ученый математик, который изобрел осадные машины, бросавшие со страшной силой камни на очень далекое расстояние.

– Ну, Мартин, – встретил его Велизарий, – теперь покажи свое искусство. Сколько всех машин у тебя?

– Триста пятьдесят.

– Заиграй на всех сразу.

– На всех! – с ужасом вскричал миролюбивый ученый. – Но ведь среди них есть и зажигательные. Если пустить в ход и их, то от прекрасного города останется только куча золы.

– Что же мне остается делать! – вскричал Велизарий, который был великодушен и сам жалел красивый город. – Я щадил его все время. Пять раз предлагал я ему сдаться. Но с этим безумным Тотилой ничего не поделаешь. Иди, и чтоб через час Неаполь был в огне!

– Даже раньше, если уж это необходимо, – ответил ученый. – Я нашел человека, который прекрасно знает план города. Может он войти?

Велизарий кивнул, и тотчас вошел Иохим.

– А, Иохим! – узнал его Велизарий. – Ты здесь? Что же, тебе знаком Неаполь?

– Я знаю его прекрасно.

– Ну, так иди же с Мартином и указывай ему, куда целить. Пусть дома готов загорятся первыми.

Деятельно принялся Мартин за дело, уставляя свои орудия. Громадные машины были тем более опасны, что действовали на таком громадном расстоянии, что стрелы неприятеля не достигали их. С удивлением и страхом следили готы со стены за установкой. Вдруг полетел первый камень, огромный, пудовый. Он сразу снес зубцы той части стены, о которую ударился. Готы в ужасе бросились со стен, и искали защиты в домах, храмах, на улицах. Напрасно! Тысячи, десятки тысяч стрел, копий, камней, тяжелых бревен с шумом и свистом пролетали над городом. Они затемнили дневной свет, заглушали крики умиравших. Испуганное население бросилось в погреба. Вдруг вспыхнул первый пожар: загорелся арсенал. Вслед затем один за другим начали гореть частные дома.

– Воды! – кричал Тотила, торопясь по горящим улицам к гавани. – Граждане Неаполя, выходите, тушите свои дома! Я не могу отпустить ни одного гота со стен… Чего ты хочешь, девочка? пусти меня… Как, это ты, Мирьям? Уходи, что тебе нужно здесь, среди пламени и стрел?

– Я ищу тебя, – отвечала еврейка, – не пугайся. Ее дом горит, но она спасена.

– Валерия? Ради Бога, где она?

– У меня. Твой друг с кротким голосом вынес ее из пламени. Он хотел нести ее в церковь. Но я позвала его к нам. Она ранена, но слегка, – камень ударил в плечо. Она хочет видеть тебя, и я пришла за тобою.

– Благодарю, дитя. Но иди, скорее уходи отсюда!

И он быстро схватил ее и поднял к себе на седло. Дрожа, охватила Мирьям его шею обоими руками. Он же, держа в левой руке широкий щит над ее головою, мчался, как ветер, по дымящимся улицам к Капуанским воротам, где жил Исаак. Он вбежал в башню, где была Валерия, убедился, что рана ее не опасна, и тотчас потребовал, чтобы она немедленно покинула город под охраной Юлия.

– Надо бежать сейчас, сию минуту. Иначе может быть поздно. Я уже переполнил все свои суда беглецами. Бегите в гавань, одно из судов перевезет вас в Кайету, оттуда в Рим, а затем в Тагину, где у тебя есть имение.