Падение Рима
Шрифт:
— Хорошо, сестра.
Пульхерия тут же посылает людей к евнуху, который и думать не думал об этих скачках, но велено ему было готовить их... Посылает Августа своего человека и к Киру, которому объявляют, что на предстоящих ристаниях василевс Феодосий изъявил желание соперничать с ним...
И наступил день скачек. Если в ночных кутежах в состязании с императором, кто больше выпьет, можно было как-то схалтурить, чтобы не вызвать гнев всемогущего, то на скачках сделать подобное практически невозможно, ибо собравшиеся на трибунах тут же заметят любое поползновение проиграть.
Но и выиграть прилюдно у порфирородного — это всё равно что заранее сунуть голову в петлю виселицы, что стояла на площади
Так наказывали более мелких воришек и мошенников.
Ничего не оставалось Киру, как положиться на волю судьбы... На скачках египтянин выиграл у василевса.
Обойдя победную мету и возвращаясь, префект слышал, как Ипподром ревел:
— Восстановителю городских стен слава! Константин построил, Кир восстановил! Слава! Слава!
И снова неслось:
— Константин построил, Кир восстановил!
Об этом приветствии немедленно было доложено Феодосию, ещё не остывшему от скачек и переполненному чувством злобы потому, что проиграл и получил за это от толпы одни лишь насмешки.
— Слабак, Поэтому-то и жена от тебя сбежала! — кричал в пьяной запальчивости охлос.
— То, что орёт охлос по поводу бегства твоей жены, наплевать, — убеждал Феодосия Хрисанфий. — Неспроста другое... В славословиях народ рядом с Константином Великим ставит только имя Кира, но нет твоего, величайший... Повторяю, что это неспроста... Я слышал, что кричали «Константин построил, Кир восстановил» и некоторые патриции... Я их взял на прицел. А вообще-то, великий, Кир более язычник, нежели христианин... Он сочиняет песни, но они не отличаются христианской добродетелью, такова и его музыка.
Вскоре Кира постригли в монахи и конфисковали всё его имущество [113] .
Это кощунственное решение василевса и смерть Павлина переполнили чашу терпения сторонников Афинаиды-Евдокии, и тогда два близких ей человека священник Север и диакон Иоанн решают тайно отправиться в Иерусалим, чтобы уговорить императрицу не возвращаться пока в Константинополь, где засилье в делах государственных снова оказалось в руках Пульхерии. А помогает ей теперь во всём Хрисанфий, как некогда помогал он Евдокии...
113
Правда, потом Феодосий смилостивился и позволил рукоположить Кира в епископы одного из фригийских городов.
Да разве поведение евнухов, о беспринципности которых знал каждый в обеих империях, укладывалось в какие-то строгие рамки морали?! Разумеется, нет... И об этом говорилось выше.
Вскоре василевс призвал к себе Ардавурия и строго спросил:
— Почему нет никаких известий из Иерусалима? Почему чернокожий не шлёт гонца?.. Я должен знать, что поделывает Евдокия, которая остаётся пока моею женою...
— Я всё проверю, порфирородный, — заверил Ардавурий. — Там Приск, но доносить он не будет...
— Ладно, я посоветуюсь с сестрою. И как быть, мы решим. Пока в Иерусалим никого не посылай.
«Куда исчезла Джамна?» — Гонория вся извелась, ища ответ на этот вопрос. Спросила служанок Евдокии, с которыми та ушла на базар, но служанки сказали, что они вместе ходили по торговым рядам, а потом Джамна захотела купить пряностей и оливкового масла, куда-то направилась, и они её больше не видели...
— А никто за вами и за ней не следил?
— Если б следили, мы бы заметили, — ответила бойкая востроглазая девушка.
— Хоть у тебя и глаз зоркий, только опытного наблюдателя засечь нелегко. — Гонория, с одной стороны, слегка укорила служанок, а с другой — как бы делилась своим опытом бывшей беглянки и узницы...
«И почему случилось так, что пошли служанки без сопровождения солдат?! Это всё — наша беспечность, которая и обернулась несчастьем... — оставшись наедине, думала Гонория. — Вон и Евдокия, никого и ничего не боясь, в сопровождении одного Приска и его слуги ездит по Христовым местам, занимаясь благотворительностью... То она едет в Вифлием. где родился сын Божий, то присутствует на всеобщем крещении в реке Иордан, уговорила и меня войти в воду... То она всю ночь стоит на молитве в Гефсиманском саду. И где бы она ни была, лицо у неё светится счастьем, глаза пылают огнём; она как бы заражается некой энергией, которая недоступна мне... Я спокойно чувствую себя в Святом граде, и, к сожалению, он на меня не производит того впечатления, какое производит на императрицу. И даже недавнее посещение Гроба Господня не вызвало во мне стольких эмоций, на какие я рассчитывала... Видно, надо очень глубоко верить в Христа, чтобы, как некоторые, при прикосновении к камню, к которому был прикован Иисус, ожидая страшной казни, можно было потерять сознание... Конечно, судьба Богочеловека интересна, жизнь его и смерть скорее похожи на легенду... И поверить в Его воскресение не так-то просто обыкновенному человеку... Но подкупает любого то, что Он добровольно принял муки за грехи человеческие, чтобы искупить их и приблизить человека к Всевышнему. И тут возникает вопрос, который я слышала с детства: «Зачем Предвечному посредники?..» Если он захочет, то и сам может поговорить с людьми напрямую, и Его дело отторгать их или приближать к себе... И Его полное право — прощать грехи и не прощать... Всё же я остаюсь арианкой... Может быть, это тоже грешно, не знаю...» — заключила свои раздумья Гонория.
Этими мыслями она поделилась как-то с Евдокией, та её осудила и добавила с горечью:
— Думала, что Святой город преобразит тебя, но сие не случилось... Правильно сказал авва Данила, что для тебя нужно сплести не один, а два невода.
Гонория рассмеялась. Может быть, неуместен бью её смех, но смеялась она громко и весело.
Евдокию тоже волновала пропажа служанки Гонории. Она поручила расследование Приску, и вряд ли бы он что-то сумел прояснить, если б к нему не пожаловали те двое экскувиторов, которые, оставшись без командира, долго ломали головы, как быть дальше, и, ничего не придумав, решили обратиться к секретарю императора. Узнав, что бесследно исчез и мавр, всё сопоставив, Приск теперь мог с уверенностью заявить обеим царицам, что Джамна убежала с ним: оба — темнокожие, хотя рабыня и наполовину африканка, но она вполне подходила Many; главные же её достоинства — красота и образованность. Приск также узнал от экскувиторов, что мавр не раз хвастался, что у себя на родине он, сын вождя, может заполучить жезл царя...
— В этом случае я желаю Джамне счастья! — воскликнула Гонория, и Приск увидел в её глазах слёзы...
Двоих экскувиторов Приск отослал к императору, чтобы они поведали обо всём, что случилось, а на другой день пожаловали священники из Византии — Север и Иоанн. Императрице они в категоричной форме заявили, что пока ей возвращаться в Константинополь нельзя.
Но Евдокия, увлечённая своими духовными делами, и сама, кажется, не намерена была уезжать из Святого града. Тем более что наступала христианская Пасха... И поэма писалась легко, и Евдокия думала, что скоро закончит её.