Падение с яблони
Шрифт:
Истории никогда не повторяются. Они всегда случаются единожды, и у каждого они свои. В чем-то схожие с другими, но всегда особые и индивидуальные. Мальчик становится мужчиной – и в физиологическом, и в моральном, и в нравственном плане. У каждого это происходило и происходит по-своему. И каждый человек выбирает свой путь. Или путь этот выбирает человека, тут все зависит от силы личности. Пожалуй, на таком рубеже перед подростком стоит самый важный в жизни
И не случайно первая женщина почти всегда приходится на этот период. Потому что, познавая женщину, познавая тайну женщины, входя в нее и в ее мир, мальчик делает последнее в своей жизни Великое открытие, которое окончательно формирует его картину мира. До того в ней не хватало значительной части, но теперь пазл собран, пора определяться. Поэтому первая женщина как дверь в иной мир. И тут уж какую дверь выберешь, в такой мир и войдешь. Тут, пацан, не ошибись. Для героя книги этот выбор стоил дорогого.
При чтении книги меня не покидало ощущение автобиографичности. Настолько четко в ней прописаны эмоции главного героя. Совершенно живые лица: Соболевский, Харьковский, Ганс… Я же их всех где-то встречал? Но нет, не встречал, ибо история не повторяется. И эта книга вовсе не автобиография и не перепечатка мальчишеского дневника. Эта история длиной в четыре года мальчишеско-мужской жизни, конечно, происходила. Но не в реальной жизни, а в душе каждого мальчишки и в жизни каждой девочки. В различных вариациях, с другими действующими лицами, в других местах, но происходила. В четырех частях детально описаны четыре периода, четыре фазы перехода из одного жизненного состояния в другое. Воспринимать их можно только все вместе, в той последовательности, в которой они представлены. Поэтому мой вам совет: если вы не планируете дочитать книгу до конца, до последней страницы, не стоит открывать и первую. Но, открыв, вы явно не пожалеете. Чтение не будет легким, зато будет действенным. Ибо, прочитав, вы поймете, какой выбор сделали когда-то и по какому пути пошли. И что надо сделать для того, чтобы исправить совершенные когда-то ошибки. Которые есть у каждого. Ибо истории не повторяются. Повторяются только ошибки.
Древо познания – это созревшая яблоня, на которую все мы, мальчики и девочки, когда приходит время, начинаем карабкаться…
Женщина, взявшая эту книгу, кто бы ты ни была, знай, именно тебе она посвящается, книга, написанная мужчиной.
Пролог
1989 г.
Поверьте мне, Александр, все в этом мире, абсолютно все – и ложь, и правда, и зло, и добро, – все теряет смысл и обретает абсурд, если в душе у вас нет Бога.
А Бог – это Любовь, Александр, только Любовь, в каком бы образе она вам ни явилась. Только Любовь!
Я завершил свои земные конфликты и ушел спокойный. Я был невидим. Меня не вспомнят. Но следы мои останутся. Кто-то совсем по неясной причине сойдет с ума и уничтожит себя. А кто-то наконец обретет зрелость и великую способность – любить!
И вам, Александр, и всем живущим, и всем вступающим в жизнь я желаю лучшей доли…
Я сижу за своим столом. Неуемная энергия бурлит в моей груди. Ни скуки, ни усталости, ни тоски. И только волнение обдувает сердце освежающим ветерком. Как в юности перед свиданием.
Передо мной его письма, тетради… Целая гора бумаг!
И что в них, еще не знает никто. И я в том числе.
Часть первая
Кто-то во мне сидящий
Живое человеческое существо невозможно описать.
1. Мои пятнадцать
Январь. 1971.
Не знаю…
Был конец июля или август, не помню. Была огромная луна. Воздух, сладкий, с ароматом абрикосов, звенел своей ночной музыкой – птицами, сверчками и прочей тварью типа комаров. Свежестью дышал лиман. Запах свинарника уходил стороной, в поля колхоза имени Ленина.
Наступавшая ночь к чему-то располагала. Позарез чего-то хотелось – совершенно неясно чего!
Поэтому, наверно, мы и толпились возле пионерского лагеря.
Давно протрубили отбой, а мы, человек восемь, переминались с ноги на ногу, курили и скалили зубы без всякой причины.
Вдруг из лагеря, перемахнув забор, выскочил Валька Костров:
– Пацаны, кто хочет бабу?!
Никто и бровью не повел. Будто все вдруг оглохли.
Костер старше меня на два года. Ему уже семнадцать. Живет он в Таганроге, но каждое лето проводит здесь, в Дарагановке, у своей бабки. Среди нас он самый наглый. И язык у него подвешен что надо.
Наша реакция его ничуть не смутила. Он повторил:
– Я не шучу. Я тока что договорился с вожатой. Ей двадцать два! Это не ссыкуха какая-нибудь, это жен-щи-на! Ну что, пацаны, нет смелых? Что? В Дарагановке нет мужиков?..
Тут уж я не вытерпел:
– А чего ж ты сам не идешь, мужик?
Костер выкрутился на ходу:
– Да я бы и не предлагал вам!.. Но меня ждет Ленка. А с этой я договорился так просто, по пути. Побеспокоился за вас, баранов. Но вижу, что зря…
О его мифической Леночке я уже слышал. Я и сам люблю приврать. А вруны почему-то недолюбливают друг друга.
Скорее всего, Костер просто ошивался под окнами спального корпуса. А когда вожатая турнула его оттуда, он зацепился с ней языком. Прикинулся донжуаном, потому что было темно, а она торчала в окошке и он в любую минуту мог дать деру. Но она неожиданно согласилась и еще сказала что-нибудь типа: «Ну посмотрим сейчас, каков ты молодец!» Тут у него затряслись коленки. И чтобы хоть как-то оправдать собственное малодушие, решил найти дурака и сыграть с ним шутку.
И было удивительно, что все ему поверили. Однако внешне толпа не сдавалась. Кто-то уже зевнул, делая вид, что умирает со скуки, кто-то стал насвистывать и поглядывать на часы.