Падение Софии (русский роман)
Шрифт:
— В точности неизвестно, — сказал Витольд. — Говорят, тут есть сквозные ходы. Вроде бы, можно войти под обрывом, а выйти на поверхность где-нибудь возле Агафьино, в сорока верстах отсюда.
— Удобно для разбойников, — предположил я. — Я имею в виду, для Свинчаткина с компанией.
— Удобно, если только они не заблудятся, — отозвался Витольд. По его задумчивому тону я догадался, что он уже размышлял над этим. — В здешних переходах заплутать совсем не штука, даже если и с картой.
— Так карта все-таки существует? —
— Да, — сказал Витольд. — Но, боюсь, не точная. Вообще я бы не стал доверять пещерам. Знаете, как говорили древние китайцы?
Всем своим лицом я изобразил вопрос. Витольд, впрочем, не заметил моей пантомимы из-за темноты и блуждающих теней.
— «Кто в пещере поселился, трех напастей избежит: не замерзнет в холод, не вспотеет он в жару, а в обвал не будет найден»… — продекламировал Витольд каким-то тухлым голосом. — Антология старых китайских сказаний, перевод Макарьева, том второй.
— Страницу случайно не помните? — съязвил я.
— Не помню, — сказал Витольд. И вдруг удивился: — А это так важно — страница?
— Нет, — ответил я. — Неважен даже номер тома, если уж на то пошло.
Витольд пожал плечами.
— Пещера в любом случае неприятное и коварное место. Для человека это противоестественная среда обитания.
— А для фольда?
— Тем более! — ответил Витольд горячо, и по его тону я понял, что он уже размышлял над проблемой. — Фольды привыкли к своим хижинам. Это мы, так называемые цивилизованные люди, полагаем, будто нет ничего выше наших каменных строений, однако мы, представьте себе, заблуждаемся. Продуваемые ветрами, маленькие, с открытым входом жилища в своем роде гораздо более естественны для человека. С одной стороны, они предохраняют от непогоды, с другой — не создают ощущения ловушки.
— Ну знаете! — обиделся почему-то я. — Вас послушать, так людям вообще следует жить в палатках.
— А вы попробуйте как-нибудь пожить в палатке! — возразил Витольд. — Не пару дней, на выезде в лес с красавицами, лакеями, корзинами и прочими принадлежностями для пикника; нет, попробуйте пожить так месяц и два, а потом возвратитесь в свой каменный дом. Увидите, стены будут давить на вас, и вы какое-то время будете воспринимать свое уютное жилище как западню.
— Вы пропагандируете какие-то атавизмы! — сказал я.
Витольд пошевелил фонарем.
— В любом случае, предлагаю для начала отыскать Мурина.
— Вы считаете, Мурин где-то здесь?
— Несомненно.
— Почему?
— Потому что во все предыдущие разы я находил его именно в пещерах, — ответил Витольд невозмутимо.
— А были какие-то предыдущие разы? — насторожился я. — То есть, он не в первый раз пускается в драку прямо на глазах у хозяина?
— Мурин — существо сложное, — сказал Витольд и предупреждающе поднял палец: — Я не зову вас вникать в его внутренний мир. Упаси Боже! Ни одному человеку я не рекомендовал бы подобную экскурсию. Я и сам не знаю, каких чудовищ там можно встретить… Впрочем, судя по примерному поведению Мурина, большинство этих чудовищ уже сдохли и разлагаются.
— Слушайте, Безценный, мне не нравятся образы, которые вы мне предлагаете. Учитывая место, где мы находимся… Словом, мне не по себе. Прошу понять меня верно.
— Вы же не гусар, чтобы показывать свою отменную храбрость при случае и без случая, — утешил меня Витольд. — В пещерах и впрямь… неприятно. Что до Мурина, — упрямо вернулся он к прежней теме, — то Кузьме Кузьмичу не единожды доводилось накричать на него и натопать ногами. Тут уж Мурин мертвел и пускался в бега. Обычно как раз сюда и забирался. Забьется в какое-нибудь ответвление и потом не может найти пути наружу. Иной раз, завидев свет моего фонаря, Мурин сам выбегал навстречу, хватался за руки, за одежду и плакал. Но я бы не стал на это сильно рассчитывать. Гораздо чаще он ведет себя по-другому… Теперь идемте.
Мы двинулись дальше. Я всецело доверился Витольду, у которого, очевидно, имелись в пещере разные приметы, только ему и понятные: всякие пятна на стенах, особым образом наваленные кучки камней, груда сломанных палок.
Вдруг Витольд остановился и потушил фонарь.
— Тише, — прошептал он.
Мы замолчали. Особенная, густая тишина обступила нас со всех сторон. Тьма казалась бесконечной. Высоко над нами была свобода — земля, воздух. Я вдруг понял, что такое — быть погребенным заживо. Вся земная толща навалилась на мой потрясенный рассудок.
А потом до моего слуха донесся негромкий звук. Кто-то выл в темноте, выл безнадежно, как животное в капкане, успевшее растратить всю свою ярость и покорившееся.
— Что это? — одними губами спросил я, не заботясь о том, что Витольд не может меня видеть.
Однако тишина здесь стояла такая, что он расслышал.
— Двигаемся на звук, — прошелестел голос Витольда. — Старайтесь не шуметь.
Мы поползли вперед. Вой то прекращался, то возобновлялся. Неожиданно я понял, что живое существо уже совсем близко. Возможно, за тот час, что я провел в пещере, я успел одичать, и обоняние мое обострилось. Так или иначе, я чуял запах несчастного, многократно вспотевшего тела, запах несвежего дыхания и даже засохших слез.
Витольд вдруг испустил нечто вроде боевого клича и резко включил фонарь. Ослепленный вспышкой света, я несколько секунд ничего не видел, а когда проморгался, то различил белый круг на стене и посреди этого круга — бесформенное темное пятно, которое тряслось и металось у самого пола.
Это и был Мурин. Сидя на корточках и загораживая глаза руками, он пытался убежать, передвигаясь, как краб, но яркий белый луч повсюду следовал за ним и как бы прижимал его к стене.
— Мурин! — окликнул Витольд. — Серега!