Падение Стоуна
Шрифт:
— Вы что-нибудь знаете про некоего лорда Рейвенсклиффа?
И тут же я увидел, как по его лицу скользнуло удивление, смешанное с любопытством.
— Мне поручили написать его биографию, но предупредили, что вся его жизнь была в деньгах. Или что деньги были всем в его жизни. Так или иначе.
— Но почему обратились именно к вам?
Я уже был сыт по горло этим вопросом.
— Не имею ни малейшего представления, — сказал я сердито. — Но его вдова считает, что для этой работы подхожу именно я. И она мне за нее платит. Я буду счастлив поделиться моей удачей с вами, если вы позволите мне использовать вас как своего рода справочник по тем вопросам, которые будут мне непонятны. А это буквально любые.
Он прикинул.
— Хорошо, — сказал он лаконично. — Я с удовольствием буду помогать вам в свободное время. Сегодня вечером я после обеда свободен. Так
— Да всякого. То есть я более или менее знаю, что такое акции, но и только. Не то чтобы у меня были деньги, а потому обороты с ними меня не занимали. Секундочку.
Я кинулся назад в дом и вверх по лестнице к себе в комнату, схватил папку от «Сейда» и вернулся на тротуар.
— Вот, — сказал я, всовывая папку в руку Франклина. — Предположительно это краткий обзор рейвенсклиффовского бизнеса. Вы сможете сегодня вечером объяснить мне, что тут к чему?
Засунув ее в сумку к цилиндру и белым перчаткам, он укатил.
Я вернулся, чтобы сразиться с беконом миссис Моррисон и просмотреть почту. Я редко получал письма того или иного рода, а потому конверт, ожидавший меня прислоненным к корзинке с тостами, сразу вызвал интерес, так как был толстым, склеенным из плотной бумаги кремового цвета и адресован кудрявым почерком. «Лондон В» значилось на штемпеле. Видимо, конверт заинтриговал и миссис Моррисон — она упомянула о нем, когда наливала мне чай, и еще раз, когда ставила передо мной тарелку и возбужденно крутилась возле меня, ожидая, чтобы я его вскрыл. Не видя основания отказать ей в удовольствии, я эффектно вскрыл его ножом для масла. Письмо было от некоего мистера Теодора Ксантоса из отеля «Ритц» с ссылкой на нашу встречу накануне. Раздумье подсказало, что скорее всего это маленький эльф, которого я видел в кабинете Бартоли. Он писал, что, поскольку был много лет знаком с лордом Рейвенсклиффом, то мог бы оказать мне помощь в моей работе. Поскольку он все время в деловых разъездах, то редко бывает в Лондоне, но если мне будет удобно посетить его до следующей пятницы, он будет весьма рад поговорить со мной.
Очень вовремя. И было приятно думать, что у кого-то есть желание помочь мне. Я сунул письмо в карман, завершил свой завтрак, с чувством поблагодарил миссис Моррисон за превосходную трапезу и вышел под прохладное утреннее солнце.
Глава 7
До вечера этот день ничем существенным ознаменован не был. Я отправился на Слоун-сквер, где, как я знал, имелся банк, и открыл счет. «Мидленд и Каунти банк» (акционерный банк, установил я, в противоположность частному — подобные вещи обретают весомость, когда их изучаешь), казалось, преисполнился энтузиазма, едва я упомянул, что на счет этот еженедельно будут поступать 6 фунтов 14 шиллингов 8 пенсов. Однако энтузиазм поугас, когда я добавил, что в данный момент у меня для них нет абсолютно ничего, — впрочем, с разочарованием они справились мужественно и выдали мне чековую книжку со строжайшим предупреждением и думать не сметь выписывать чеки, пока я не положу на счет какую-то сумму.
Затем я отправился в Челсийскую библиотеку, чтобы погрузиться в мир денег. Банки — акционерные, частные, учетные. Переводный вексель. Вексель, трассированный на Лондон. Консолидированные ренты. Облигации выше или ниже номинала. Процентный доход. Дивиденды. Акции первой (или второй) привилегированности. Ценные бумаги — международные, внутренние, государственные или коммерческие. Совершенно очевидно, этот капитализм был куда более сложным организмом, чем я полагал. Я видел в нем орудие грабежа, более или менее магическое в оперировании, но мало-помалу осознал, что у него существуют правила. Пусть колдовские и неудобопонятные, но тем не менее правила. И во всяком случае, есть люди, понимающие, как все это работает. А понятое ими смогу понять и я.
Эта решимость была единственным результатом утра, проведенного в библиотеке. Она, а также головная боль и информация, что мистер Теодор Ксантос был всего лишь коммивояжером одной из кораблестроительных компаний Рейвенсклиффа. Жаль-жаль. Я-то надеялся, что он окажется более важной фигурой, а не мелкой сошкой, чья пылкая готовность помочь объяснялась желанием быть упомянутым в книге, которая в любом случае не будет никогда написана.
Я зашел в «Конец мира» ради сандвича и пинты, а днем вернулся к более легким, более привычным делам. Смерть лорда Рейвенсклиффа. Некрологи. Журналистика. То, что я понимал бы и стоя на голове. Макюэн сказал: начать с конца и двигаться обратно. И совет был здравый, даже если исключить его личный интерес. Мне требовалось узнать и понять человека, а смерть часто открывает очень многое об умершем.
Я затребовал газеты «Таймс» и «Телеграф», а также финансовые, поскольку они на свои темы дают более подробные сообщения, — и читал, пока глаза у меня не вылезли на лоб, а библиотека не закрылась. Я кое-что узнал, но далеко, далеко не достаточно.
Сначала смерть. Тут газеты предлагали на редкость мало информации. Лорда Рейвенсклиффа, лежащего возле своего дома, обнаружил прохожий в два часа утра 27 марта 1909 года. Он был еще жив, но вскоре умер. Причиной смерти были травмы головы, полученные при падении из окна третьего этажа. Предположительно он споткнулся о ковер. Ему было шестьдесят восемь лет.
Подробности эти совпадали с тем, что рассказали его жена и Макюэн, и практически ничего не добавляли. Сходство между разными заметками было поразительное. Несомненно, ни единый репортер сам своего сообщения не писал. У всех был один источник, и он более или менее продиктовал репортаж. Более того: краткое изложение событий появилось во всех газетах примерно трое суток спустя после смерти, то есть 30 марта. Необычная задержка сообщения о внезапной и насильственной смерти пэра, пусть даже получившего свой титул недавно. При обычных обстоятельствах все происходило бы следующим образом. Рейвенсклифф обнаружен, полиция вызвана. Полицейские возвращаются в свой участок доложить, дежурный информирует журналиста, как всегда утром зашедшего узнать новости. Если новости эти — не материал для сенсации (и не были сочтены такими), он сообщает их своим коллегам в пабе часов около одиннадцати. Все наводят справки, какие сочтут нужными, и первое сообщение появится в вечернем номере, остальные — на следующее утро.
В данном случае все происходило иначе. Заглянувшему за новостями журналисту про смерть Рейвенсклиффа не сказали — ни в тот день, ни на следующий. Почему? Я решил начать розыски именно с этого. Ведь начать-то надо было, а этот вопрос пробудил интерес у меня самого. К тому же в моем распоряжении было семь лет. И я не торопился.
Какое-никакое занятие, необременительное для моих терпения или интеллекта. Я даже предвкушал его, так как остальное мое время в библиотеке короталось за куда менее интересным чтением. Только «Файнэншел таймс» почтила Рейвенсклиффа пристойным некрологом, но даже он не содержал почти никаких подробностей. Рейвенсклифф родился Джоном Уильямом Стоуном в 1841 году, сын приходского священника в Шропшире. Школа. Университет. В 1866 году он основал «Госпорт Торпедо компани». Далее следовала вьюга запутанных сделок, от которых у меня голова закружилась. «Госпорт Торпедо» была куплена «Бесуикской верфью» в Ньюкасле и зарегистрирована на Бирже в 1876 году. «Бесуик» затем объединилась со сталелитейным заводом Глисона в 1885 году, затем была выкуплена химическим заводом «Яртон», далее последовали Солфордская железнодорожная фабрика, рудник в Йоркшире и угольные шахты под Эдинбургом. Затем в 1890 году Рейвенсклифф вложил все свои авуары в «Инвестиционный траст Риальто» и тоже продал его на Бирже. Результатом, поведал мне автор некролога, явился экстраординарный механизм, который мог для начала наскрести пыли из земли, мало-помалу преобразовать ее в абсолютно завершенный и экипированный военный корабль, не приобретя ни единой детали у какой-либо посторонней компании. Весь конгломерат управлялся с легендарной эффективностью. До такой степени, что был, по его утверждению, способен, начав с единственной мины, провести морской бой менее чем через двенадцать месяцев.
Еще более любопытной была фраза: «в числе его деловых интересов». Некролог и дальше уронил подобный же намек: «наиболее известное из его финансовых начинаний…» Что опустил автор? Макюэн сказал, что ему принадлежала «Кроникл»; Уилф Корнфорд упомянул отели и банки. Они подразумевали это?
Как и в большинстве некрологов, автор почти ничего не сказал о нем как о человеке. В некрологах это не принято. Но здесь сдержанность была больше обычной. Упоминалось, что Рейвенсклифф оставил после себя жену, но не сообщалось, когда они поженились. О его жизни вообще ничего не говорилось, как и о том, где он жил. Не было даже ни единого из обычных клише, послужившего бы намеком: «прирожденный рассказчик» (любил звук собственного голоса); «отличался щедростью к друзьям» (расточитель); «внушительный враг» (изувер); «строгий, но справедливый со служащими» (рабовладелец); «любитель скачек» (в жизни не прочел ни единой книги); «холостяк» (развратник); «коллекционер цветов» (подразумевается большой бабник. Почему это выражение стало подразумевать подобное, я не знаю).