Падение Света

Эриксон Стивен

Варез не отводил взора, пока она не сдалась. Такой взгляд он выработал очень давно, поняв, как легко его принимают за выражение решимости и внутренней силы. «Игры и маскировка. Варез знает их все. Но вот он стоит, и самый тайный его секрет нам известен. Не должен ли он ощутить свободу? Отсутствие цепей? Хотя бы избавиться от того, что жадно пожирало энергию год за годом, шаг за шагом бесполезной жизни? Не таиться, не притворяться, не изображать другого?

Но нет, такой как Варез найдет новые одержимости, новые орудия пытки.

Впрочем,

рыскающий по лагерю убийца должен послужить хорошим развлечением и отвлечением.

Но не служит».

Скалящийся Ребл сказал Ренс: — Опасное дело — вот так высказываться при всех.

Она скривила гримасу: — Вы мало нас знаете, сир? Переночуйте с кошками.

— Это приглашение?

— Даже вы можете не пережить ночи… сир.

Варез сказал: — Ребл, нам нужны вожаки взводов.

— Нет.

Ребл засмеялся, хлопнув ее по плечу и чуть не заставив упасть. — Прошла первый тест, женщина. Мы не хотим тех, что жаждут чинов. Скажи нет хотя бы пять раз, и ты записана.

— Тогда хватит одного раза.

— Вряд ли. Ты сказала нет двадцать раз — там, в милой круглой черепушке. Ты очень удивишься, узнав, что может расслышать Ребл.

— За мной не пойдут.

— Они ни за кем не пойдут, — сказал Варез, так и не отведший взгляда. — Такое вот приключение.

Вострые глаза снова отыскали его. — Это правда, сир? Вы сбежали?

Ребл тихо зарычал, но Варез жестом велел ему молчать. — Да. Бежал как заяц с подпаленным задом, а меч в руке вопил от ярости.

Нечто проявилось на ее лице, и Варез был удивлен. «Не презрение. Не отвращение. Но что же я вижу?» Ренс пожала плечами. — Вопящий меч. В следующий раз я побегу рядом, сир.

Оружие и доспехи работы Хастов еще не раздавали. Они остались в тщательно охраняемых фургонах. Железо бормотало днем и ночью. Вот и сейчас что-то вскрикивало за брезентовой пеленой, будто ребенок в волчьих челюстях.

В ее глазах он увидел понимание.

«Убила ребенка, да? Не зная, что делать с вопящей штукой. Не понимая как вынести его вопли день за днем, весь остаток жизни. Так заткнем крики в мыльной купели.

Но крики не прекратились, да? И, разумеется, твой разум лопнул, и все внутри пропало. Как будто ничего не было. Но, хотя ты ничего не знаешь, остается глубинный ужас — ужас внезапного вспоминания».

— Ваш убийца валит тех, кто мучил женщин, — сказала Ренс. — Вот что общего у жертв. Не так ли? — Она чуть помедлила. — Может, это женщина.

«Да. Мы тоже так решили».

— Думаю, ты должна присоединиться к следствию, — предложил Ребл.

— Почему вы решили, что я хочу ее поймать? — бросила Ренс.

— Опять неплохо, — кивнул в ответ Ребл. — Нам тоже не особо интересно. Но командир желает всё уладить.

— Когда умрет последний убийца женщин, — отозвалась она. — Тогда все уладится.

— Таких несколько сотен или еще больше, — возразил Варез, изучая ее, замечая красные руки — похоже, недавно она их ошпарила — настороженное выражение, стиснутые зубы. — Слишком много потерь.

Ренс тряхнула головой: — Так скажи ему, сир. — Глаза

снова отыскали Вареза, и он действительно подумал о кошке. — Расскажи ему о мужиках таких трусливых, что убивают женщин. Расскажи о малых умах, что полнятся темными узлами и рыскающими страхами. Расскажи, что они не умеют думать дальше первого прилива слепой ярости, и как любят они вообще избавляться от мыслей. — Речь заставила ее раскраснеться. — Расскажи командиру, сир, что те уроды, которых убили, бесполезны для любой армии. Они побегут. Они будут цапаться с нами, кошками, ища, кого бы еще избить и унизить. Лучше видеть их мертвыми. Сир?

Варез глянул на Ребла. Тот улыбался, но такой холодной улыбкой, что она легко могла стать чем-то совершенно иным.

Листар замер в нескольких шагах. «Убийца жены.

Знает ли она? Разумеется. Преступления — будто мясо в наших разговорах, мы жуем жилы снова и снова, веря, что от долгого жевания изменится вкус. Будет не столь горьким. Жалкая ничтожность содеянного… пуф! Исчезнет, став ничем. Так? О, мы народ упрямый, особенно если вера сулит бегство».

— Не все они трусы, — заявил Ребл, все еще с улыбкой, но в глазах его что-то загорелось.

Женщина оказалась достаточно умна, чтобы отступить. — Как скажешь, сир.

— Скажу. Еще точнее, некоторые убийства, они… просто происходят. В алом тумане.

— Да, полагаю.

— Поэтому забыть и вспомнить — самое худшее.

Наконец Варез заметил, как женщина бледнеет. — Тебе… вам лучше знать, — ответила она тихо, ломким голосом.

И тут улыбка Реббла расползлась до ушей. — Но я, у меня этой проблемы нет. Помню каждого невезучего ублюдка, которого взял и убил. Тех, кого хотел убить, и кого не хотел. Если я назову имена, ты определишь разницу? Нет. Никто не сможет. Потому что разницы и нет вовсе, даже для меня. Тут другая проблема. Не могу вспомнить, как сильно ни стараюсь, причины убийств. Какие именно споры вышли из рамок и закончились плохо. — Он покачал головой, состроив преувеличенно-озабоченное выражение лица. — Ни одного повода, ни одного.

Варез со вздохом отвернулся. Ребл завел новое обыкновение — произносить речи, но слушателям от них становится лишь хуже. «За всем этим есть что-то еще, Ребл? Ты что-то стараешься сказать нам? Сделать какое-то признание? И что останавливает?»

Ренс только кивнула в ответ Реблу.

Высокий жилистый рудокоп отвернулся и пошел к Листару. — Давай отыщем палатку мертвеца, Листар, и поглядим, что можно понять. — Он искоса глянул на Вареза. — Почти десятый звон, сир.

— Знаю, — отозвался он. — Идите же.

Он смотрел в спины мужчин, ушедших к блоку Белого Утеса.

— Могу идти, сир?

— Нет. За мной.

Она его удивила, не став возражать. Пошла следом к командному центру. — Лучше с вами, чем с ними, сир.

— Просто улыбайся и кивай, чтобы он ни болтал.

— Я забыла про Листара.

— Ребл сообразил, что ты выглядишь слишком раненой. Ему такое не по нраву. — Варез помешкал, прежде чем сказать: — Листар не трус. Он хочет умереть. Не ставит охрану у своей палатки, хотя идут убийства. Каждый раз, глядя на новое тело, огорчается, что не он лежит у наших ног.