Падение Тисима Ретто
Шрифт:
— А скажите, кто назначен на место Кувахара?
— Его функции поделены между самим командующим и поручиком Гото.
— А вы уверены, что поиски сбежавшего русского товарища не ведутся?
— Мне ничего не известно о них. После отмены облавы, кажется, ничего нового не предпринималось.
— Хорошо, господин переводчик, — Ли Фан — гу внимательно, пристально посмотрел ему в глаза. — Спасибо за сообщение. Все вами сказанное мы учтем.
— Какое задание можете дать мне и что требуется от меня на случай десанта на остров? — спросил Хаттори.
— Ваша главная задача — сделать все, чтобы остались в живых русские и американские пленные. И еще одно: вы сможете писать и разбрасывать листовки в гарнизоне?
— Это очень опасно, но я постараюсь. Скажите, о чем следует писать в листовках?
— Призывайте солдат бороться против войны, а когда начнет высаживаться десант, призывайте сдаваться в плен советским войскам, чтобы избежать лишнего кровопролития, чтобы ускорить конец войны… А теперь отправляйтесь обратно и больше не приходите сюда. Мы сами свяжемся с вами, когда нужно. То же передайте и Комадзава.
Они попрощались. Ли Фан — гу, поднявшись к товарищам, лежащим в засаде на каменных глыбах, долго смотрел из — за камней вслед уходящему Хаттори.
Подпоручик еще никогда не испытывал такого прилива энергии, как сейчас. Сознавая, как рискованно и опасно все то, что ему предстояло делать, он вместе с тем чувствовал, как его все больше захватывает бунтарский азарт. Он острее стал воспринимать все окружающее, зорче смотреть кругом. У него даже походка стала уверенней.
Солнце клонилось уже к закату, когда Хаттори, усталый, голодный, перешел речку. На закате солнца он вытащил свои удочки и, превозмогая ломоту в ногах и во всем теле, двинулся на главную базу, в офицерскую столовую. С жадностью проглотив свой обед, он вышел на плац, чтобы поискать попутную машину в сторону Генеральского распадка. Но машины не оказалось, и он двинулся пешком.
В сумерках он присел отдохнуть на камне возле интендантских складов, как вдруг возле остановилась санитарная машина, ослепив его ярким светом фар. Решив, что шофер остановил машину, чтобы забрать по пути его, Хаттори, обрадованный вскочил на ноги, но тут же почувствовал неладное: прямо к нему от машины шли два вооруженных жандарма, а впереди них сам поручик Гото с пистолетом в руке.
В груди Хаттори сразу стало холодно, будто вместо сердца там был кусок льда. Винтовки в руках жандармов были направлены штыками на него. Его заставили поднять руки и тут же обыскали, забрав все документы и бумаги.
— Не вздумай убегать, подпоручик, будешь убит на месте, — со злорадством прохрипел поручик Гото. — Ты арестован. Шагай к машине, да поживее. Ничего, что прошел много, я не посылал тебя туда.
Ноги подпоручика Хаттори заплетались и едва держали его тело, кисти рук, поднятых над головой, свисали.
— Я буду жаловаться господину командующему. — лепетал он дрожащими губами, — вы не имеете права так обращаться с офицером…
— Ха, господин командующий сам приказал арестовать тебя и посадить в карцер!
Его посадили в глубину машины, к кабине шофера, а у дверцы уселись два жандарма, сбоку — сам Гото, не выпускавший из руки пистолета.
Скоро он был доставлен в штаб — квартиру командующего и заключен в тесную каморку одиночного карцера.
До сих пор Хаттори не знал о существовании этого карцера, видимо приспособленного для пыток и истязаний: пол был цементирован и прикрыт лишь тонкой циновкой, вдоль стены стояла широкая дубовая скамья, в углу виднелась цепь с ручными и ножными кандалами. Одним концом цепь была прикована к стене. Жандармы быстро и ловко надели на руки и на ноги Хаттори кандалы, и дверь захлопнулась. Стало темно, как в подземелье.
Несмотря на страшную усталость во всем теле, Хаттори не смог не только уснуть, но даже хоть на минуту забыться. Нервы были напряжены до крайности; от ужаса предстоящих пыток шевелились волосы на голове. Чего только не передумал подпоручик Хаттори в те часы, пока ожидал допроса! Иногда он уже полностью решался на то, чтобы во всем чистосердечно признаться и раскаяться, только чтобы его не пытали. Но потом думал о Комадзава, которого, если он выдаст, замучают в страшных пытках, о партизанах, которых из — за него изловят и тоже уничтожат вместе с русскими и американцами. Это было невыносимо. Думал он и о том, чтобы найти средство покончить жизнь самоубийством. Но как это сделать, когда у него даже руки закованы? Он когда — то слышал, что если перетянуть туго палец и прекратить туда доступ крови, то в пальце образуется трупный, яд, и если затем снять нитку или веревку, то произойдет заражение крови и человек умрет. На этом способе и остановил свой выбор Хаттори, оставив его на тот случай, когда положение окажется безвыходным.
Хаттори не помнил даже примерно, сколько прошло времени, пока за ним пришли, — ему казалось, что он просидел вечность. Кандалы с него сняли, руки связали назад, ноги подвязали. В кабинете генерал — майора Цуцуми, куда его привели жандармы, кроме командующего, находился поручик Гото. Хаттори приказали сесть на стул за столик напротив Гото, развязали ему руки. Этого столика раньше не было в кабинете командующего.
— Я опечален, подпоручик, что мне приходится объясняться с вами при таких обстоятельствах, — заговорил генерал — майор Цуцуми. — Я обращаюсь к вашим патриотическим чувствам японского офицера и к благоразумию: расскажите честно обо всем, что у вас произошло сегодня и что за миссия, с которой вы ходили к вулкану Хатараку.
— Я ходил туда лечить ноги, господин командующий, — слабым голосом отвечал Хаттори. — Я слышал, что там есть хороший сернистый источник, и решил воспользоваться им.
— Но такие источники имеются совсем рядом, неподалеку от этого места, у подножия вулкана Туманов. Разве вы не знали о них?
— Знал, но мне говорили, что источники вулкана Хатараку обладают более сильными целебными свойствами.
— Назовите человека, который вам говорил об этом.
— Я уже не помню, господин командующий, от кого слышал, это было давно…
— Поручик Гото, продолжайте допрос.
Поручик Гото цепко схватил левую руку Хаттори и так дернул его к себе, что тот охнул и грудью навалился на столик, разделявший их. Таким же бесцеремонным и быстрым движением Гото поставил кисть Хаттори на ребро, вложил между безымянным и средним пальцами карандаш и сжал все пальцы.
— О, а — ах! — вырвалось из груди Хаттори. Потом длинный почти животный крик: — О — о–а — а–у…
— Отвечай правду господину командующему, — прохрипел надсадно Гото.