Падение «Вавилона»
Шрифт:
— Ищем замену, — кратко ответил он, озабоченно рассматривая на свет белый в черную клетку пиджак.
Мне в голову пришла идея.
— А я тебе ее нашел, — доложил я, выталкивая в проем складской двери Труболета. — Вот, прибыл мой дядя. Грузчик первой гильдии, прошу любить и жаловать.
Изя с нескрываемым сомнением осмотрел пальто грузчика, что по всем приметам было много старше своего хозяина.
— Ты забыл… мне нужен одновременно и охранник, — внес он поправку.
— Так это же мой учитель карате, — заявил я оскорбленно.
— Свежо
— Хотите, давайте попробуем… — быстро вник в суть Труболет, принявшись с неторопливой уверенностью расстегивать пальто.
— Не утруждайтесь этими глупостями, я верю, — сказал Изя. — Но вопрос: где вы будете жить?
— А мы пока вместе, — сказал я. — Так что гордись: у тебя теперь два складских сторожа в штате, а это может позволить себе лишь очень солидная фирма.
— А ты за него ручаешься? — усомнился Изя.
— Изя, — ответил я, — давай сначала о тебе — хорошем парне. Вот если я поручусь за тебя, не усмотришь ли ты в этом признак, мягко говоря, беспечности?
— Да, но пойми, мне не нужны тут всякие жулики… — промолвил Изя неуверенно.
— Я понимаю, — сказал я. — Конкуренция — штука неприятная.
— Хорошо, — сдался коммерсант. — Только пусть подберет себе одежду… — Кивнул на кучу мануфактуры. — Куртку, джинсы… А то видок, прямо скажем… Сразу вспоминается лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Ты в Германию что, мужик, пешком из степей Забайкалья добирался?
— На что не пойдешь, дабы узреть любимого племянника, — кротко откликнулся Труболет.
Вскоре Изя уехал, а я, препроводив старого своего знакомца в неотапливаемую ванную, порекомендовал ему вначале напустить в нее горячей воды, а уж затем, предварительно раздевшись на кухне, согреваемой газовой плитой, стремительными прыжками проследовать в умывалку, нырнув с головой в очистительную купель.
Далее я навестил Валеру, посидел с ним в его тесной кухоньке, выпив чайку с шоколадом, а после, заведя трофейный «БМВ», тронулся на станцию техобслуживания, где меня дожидалась Ингред.
— Что у тебя с работой? — озабоченно спросила меня она.
— Представь себе, я принял предложение, — ответил я. — Вошел в состав местной берлинской команды. Играющим, так сказать, тренером.
— Ты пригласишь меня на какое-нибудь состязание? — спросила она.
Ее простодушие меня растрогало.
Я посмотрел в ее доверчиво устремленные на меня глаза.
— Опасаюсь твоей чисто женской впечатлительности, — признался честно.
7.
С Сеней мы, в общем-то, сработались. Парень он был простой, туповатый, питавший страстишку к дорогим автомобилям, кабакам, безнравственным женщинам, злату и серебру, но корни таковых влечений происходили, как я понимал, из его прошлой беспросветной и нищей жизни в одной из заброшенных российских деревень, и атрибутами этой жизни были классический алкоголик-недоумок папа, пропивавший скудную колхозную зарплату; издерганная, битая и больная мать-кляча, тащившая на себе тяжкий воз крестьянского хозяйства и из сил выбивавшаяся, чтобы прокормить ораву голодных своих малышей; редко посещаемая школа, расположенная в пятнадцати километрах от дома…
Словом, ничего слаще морковки мой партнер в своей предыдущей жизни не видел, а потому ныне бешеными темпами наверстывал упущенное.
По сути, Сеня был существом добродушным, блатные манеры его носили характер наносной, он и сам сознавал, что, скорее, играет в бандита, нежели способен причинить кому-то какой-либо существенный вред.
— У нас, Толик, все в основном на понтах, — признавался он мне. — Главное — нагнать жути. Серьезная кровь, она никому не нужна. Да и стремно… А вот «бабки» нужны, да. Ну, а с покойника чего получишь? Только срок. Я лично на мокруху принципиально не пишусь… Хотя бывает такое, да. Как правило, заказ. Но это к Лехе, он в Афгане столько народу положил, что уже в рай визы точно не видать. Монгол такой же волчище.
Я уже знал, что Монгол, он же Алик, — один из криминальных авторитетов мафии в Германии, над которым стоят шефы из воров в законе.
Мы же с Сеней занимали в преступной иерархии нишу разменных рабочих лошадок, работающих в многочисленных «двойках», «тройках», «пятерках». Изувеченный мной Леха числился у нас в бригадирах.
До того как угодить в компанию бандитов, Сеня проходил срочную службу в берлинском гарнизоне сержантом-танкистом. Незадолго до демобилизации повздорил со взводным, вступив с ним в рукопашную схватку, из которой вышел победителем, сломав лейтенанту челюсть, и попал под трибунал.
Содержась на гауптвахте, Сеня, воспользовавшись положенной по режиму прогулкой, мощным ударом в нос нейтрализовал конвойного солдатика, бежав из военного городка. Какое-то время скитался по окрестностям Берлина, примкнув к разноплеменному сообществу бродяг, затем был отловлен армейской контрразведкой и депортирован в Брест, но по пути следования, закованный в наручники, вновь совершил дерзкий побег, нанеся увечья сопровождающему офицеру и похитив у него табельное оружие.
Словом, был Сеня парнем с боевой биографией.
— А сейчас-то у тебя какой статус? — полюбопытствовал я.
— Познакомился тут с одной бабушкой… — поведал он. — Ну, выпил литру… Дай, думаю, устрою человеку радость, ведь она меня из сострадания приютила. Да и мы, думаю, в конце концов такие же станем, если доживем, конечно…
— Сколько же ей лет?
— Семьдесят.
— Ого!
— А чего «ого»? У страха глаза велики, кореш, вот чего скажу.
— И… ты женился? — спросил я, следуя логике событий.
— Ты че?.. — нахмурился Сеня. — Это ж смешно… Кто ж в такой брак поверит? Немцы не дураки, просекут: фиктивка…