Падение «Вавилона»
Шрифт:
Тот, словно под давлением многотонного пресса, нехотя наклонил свою стриженую голову, выражая требуемое согласие.
— Вот. А теперь у меня вопрос: ты что, действительно профессионально владеешь карате?
— В том числе, — сказал я.
— А чем еще?
— Тебя интересуют боевые искусства?
— В том числе, — повторил за мной узкоглазый, вновь улыбнувшись.
— Дзю-до, айкидо, нож, нунчаки… Хватит?
Узкоглазый полез в карман пиджака, достав оттуда перламутровую рукоять с золочеными упорными «усиками». Из рукояти выскочило узкое обоюдоострое
— Вот нож, — констатировал он. — Метать умеешь?
— Это не нож, — возразил я, потрогав лезвие кончиком мизинца.
— А что же?
— Маникюрный инструмент.
— Но и им при желании можно…
— При желании убивают и спичкой. — Я положил нож на ладонь. — И куда прикажете его метнуть?
— А куда хочешь… — равнодушно пожал плечами Алик.
Я осмотрел комнату, декорированную исключительно дорогими породами дерева.
Уважая труд мастеров и склонностью к варварству не отличаясь, я решил избрать для удовлетворения любопытства Алика в отношении моего знакомства с холодным оружием вариант, не грозивший обстановке ущебом: нож вонзился в паркет, пригвоздив к нему рант кроссовки вышибалы.
Тот мигом утратил свою невозмутимость.
— Хрена себе, Алик, чего он творит, этот черт?!. — вытягивая из плотной резины лезвие, обратился он с гневной укоризной к своему начальнику. — Я его замочу, беспредельщика гнилого…
Алик меленько захохотал, стряхнув пепел с сигареты в вазу с цветами.
— А ты серьезный… перчик! — высказался он, умиротворенно щуря свои китайские хитрые глазки. — И определенно мне нравишься. А скажи… здесь-то каким образом? В Германии, имею в виду…
— Ищу работу, — сказал я. — По специальности.
— Ну так ты ее и нашел, работу, — продолжая похахатывать, молвил Алик.
— То есть? — попросил уточнить я.
— Предлагаю служить у меня. Условия такие: пять штук марочек в месяц, разъездной «мерседес»… Это для начала.
— «Служить бы рад, прислуживаться тошно», — процитировал я классика. — А что делать надо? Деньги из народа выбивать?
Алик неожиданно посерьезнел лицом. Бросил в вазу окурок, коротко шикнувший в воде.
— Мы не занимаемся дешевым рэкетом, Толя, — заявил он усталым голосом. — Да тут и некого прижимать впрямую, в Берлине… Есть, конечно, мальчики, которые «лесников» напрягают, но да и чего на них не наехать, на «лесников»? Налогов не платят, весь бизнес в наличке, ничего легального… Но эти наезжалы нам присылают доляшку, понял? А иначе мы наедем на них.
— Так и чем же вы занимаетесь?
— Скажем так: оказание услуг в разрешении коммерческих споров. Охраной. И всяким разным, со временем разберешься. Кстати. А какая у тебя виза? Туристическая?
— А никакой, — ответил я. — Я сюда из Польши огородами…
Вышибала, сидевший на стуле, снисходительно хмыкнул.
— Ну а паспорт-то хотя бы имеется? — спросил Алик, удрученно выдохнув воздух через нос.
— Смешная история, — поведал я. — Паспорт свистнули. Помочь с ним не можешь?
— Ну… если мы работаем вместе… — выпятил задумчиво нижнюю губу Алик.
Наниматься на службу в мафию я не имел ни малейшего желания, однако документы мне были жизненно необходимы.
— Не знаю, могу ли я ставить условия, — сказал я. — Но все— таки одно есть: никаких мокрых дел.
— Хорошо, никаких, — безучастно отозвался Алик, вставая со стула. — Ты где живешь?
— Изя выделил комнату в Карлсхорсте… На складе. Правда, не знаю, оставит ли он меня там в связи с переменой места работы…
Алик подошел к выходу из комнаты. Крикнул:
— Эй, хозяин, сюда!..
Изя послушно притопал на зов. В глазах его, излучавших всческую готовность, было нечто преданно-собачье.
— С сегодняшнего дня, — не глядя на него, произнес Алик веско, — Толя работает у меня, ясно? А жить будет где живет. Бесплатно.
— Вопросов нет, — с готовностью пробормотал Изя. — Я только рад…
— Заплатишь ему за предыдущие дни…
Изя как ошпаренный полез в карман, вытащив оттуда бумажник и начал лихорадочно изымать из него купюры.
— Не надо, — отстранил я протянутые мне деньги.
— Надо! — жестко приказал Алик, запихнув марки в карман моего пиджака. Затем подтолкнул меня под локоть: — Поехали!
— Куда?
— Фотографироваться. Завтра твоя физиономия будет уже в Москве, в МИДе. А послезавтра — в посольстве ФРГ. Данные мне твои надо взять, не забыть… Как фамилия твоя, кстати?
— Меркулов, — без запинки ответил я.
Мы прибыли на уже знакомое мне до подробностей Кантштрассе и зашли в магазин, где тучный пожилой еврей подшивал, сидя на табурете за прилавком, суровой ниткой свой прохудившийся ботинок. Это была довольно-таки странная сцена, учитывая, что в огромных зеркалах магазина отражались стеллажи, заполненные новенькой разносортной обувью всех цветов и оттенков. Видимо, хозяин магазина отличался изрядной бережливостью.
Мельком посмотрев поверх очков на вошедшего Алика, торговый человек, он же сапожник, сделал вывод:
— Вовремя. Только что принесли образец.
Он извлек из внутреннего кармана вязаной засаленной кофты с замшевой кокеткой обрезок пластиковой папки, в котором голубела новенькая купюра достоинством в сто марок.
Алик, извлекши купюру из защитной оболочки, внимательно ее рассмотрел.
— Класс! — произнес одобрительно. — Только тон возле рояля оранжевый какой-то…
— Ну, знаешь! — сказал сапожник. — Тогда обращайся к фрицам на Гознак, пусть они тебе за пятьдесят процентов лавэ отгружают…
— Ладно, — сказал Алик. — Подходит. Когда будет готова партия?
— Послезавтра.
— Беру.
В этот момент в магазин шагнула девица лет двадцати — блондинка с обесцвеченными, кудрявыми, как у пуделя волосами, носиком-кнопкой и губками бантиком.
— Что-то хотите, девушка? — встрепенулся торговец. — Есть очень хорошие сапожки на зиму, недорого…
— Да я… — замялась посетительница, — ищу работу…
— О, работы, к сожалению, нет, — причмокнул горестно человек за прилавком.