Падение Запада. Медленная смерть Римской империи
Шрифт:
Большинство историков, считавших концепцию упадка «немодной», делали акцент на давлении, которое оказывалось на империю извне. Лишь недавно некоторые задались вопросом: каковы были истинные масштабы угрозы, созданной племенами, обитавшими за пределами Римской империи? Несмотря на это, многие продолжают считать, что конфедерации, созданные к концу III века, были куда более грозными врагами, нежели варварские племена, противостоявшие Ранней империи. Несомненно, представление о том, что Сасанидская Персия, сменившая парфян в начале III века, действовала куда более энергично и агрессивно и представляла собой куда большую опасность, нежели ее предшественники, является своего рода догматом. Его повторяли так часто, что никто, по-видимому, не сомневается в его истинности. Вера в то, что угрозы в адрес империи возросли, весьма удобна для тех, кто желает рассматривать значительные институциональные перемены в империи как разумный ответ на новую ситуацию. Но удобство и частое повторение ничего не прибавляют к правде, и все упомянутое следует поставить под вопрос{12}.
Начиная с III века гражданские войны стали распространенным явлением. После 217 года насчитывается лишь несколько
Хотя большинство историков отмечает, что начиная с III века в Римской империи участились внутренние конфликты, они, как ни странно, весьма редко задерживаются на них, чтобы рассмотреть те или иные их подробности. А.Х.М. Джонс создал колоссальный труд о Поздней империи, на который неизменно ссылаются и по сей день, более чем через сорок лет после его выхода в свет. В нем содержится следующее любопытное утверждение: «Диоклетиан способствовал сохранению мира в течение двадцати лет; исключением стали лишь два восстания»{13}. Он не придает никакого значения тому, что одно из этих восстаний продолжалось большую часть десятилетия и что оба были подавлены с использованием значительной военной силы. В любом случае до этого Диоклетиан вел (и выиграл) еще одну гражданскую войну, чтобы стать императором. Несомненно, по тогдашним меркам его правление было благополучным, но стабильность в империи при нем носила ограниченный характер и оказалась недолговечной; далее последовал период особенно масштабных военных действий. Показательно, что Джонс посвящает гражданским войнам и внутренним конфликтам лишь один абзац в главе, где рассматриваются причины падения Рима. Его отношение к проблеме характерно: гражданские войны и узурпации просто воспринимаются как часть «нормального ландшафта» позднеримской истории. Одна из причин подобного пренебрежения может состоять в том, что большинство исследователей жило и работало в странах, где гражданские войны ушли в далекое прошлое. Для них была естественна мысль, что внешние угрозы всегда должны представлять собой более серьезную опасность. Вдобавок фокус внимания на общественных институтах и культуре не позволяет подробно затрагивать гражданские войны, которые оказывают на подобные вещи небольшое влияние — а то и вовсе никакого. Действительно, мало кто специально анализирует, как эта реальность повлияла на отношения между императорами и их подданными на всех уровнях.
Цель нашего исследования состоит в том, чтобы более пристально взглянуть как на внутри-, так и на внешнеполитические проблемы, стоявшие перед Римской империей. Мы начнем, подобно Гиббону, со 180 года, когда империя, казалось, по-прежнему пребывала в зените расцвета и еще незаметны были признаки упадка, обернувшегося хаосом в середине III века. Затем мы рассмотрим империю, восстановленную Диоклетианом и Константином, процессы, приведшие к ее разделению на восточную и западную половины в IV веке, и крушение Запада в V веке. Завершим мы книгу рассказом о предпринятой в VI веке безуспешной попытке Восточной империи вновь занять утраченные территории. Гиббон пошел гораздо дальше, вплоть до падения Константинополя под ударами турок в XV веке. Это тема по-своему любопытная, но слишком обширная, чтобы мы смогли адекватно рассмотреть ее здесь. К концу VI века мир навсегда перестал быть тем, чем он являлся на момент начала нашего повествования, и изменения носили глубокий характер. Восточная Римская империя была сильна, однако не обладала всесокрушающей мощью и влиянием единой Римской империи. Наша книга — о том, как все это произошло. В центре нашего рассмотрения окажется история конкретных мужчин и женщин, группировок, народов и племен, живших в упомянутые столетия: ведь судьба тогдашнего мира сложилась из их судеб. Пересказывая ее, мы попытаемся оценить — с помощью наиболее заслуживающих доверия теорий — почему все случилось именно так, а не иначе.
Рассматривая данную тему, мы имеем ряд значительных преимуществ по сравнению с Гиббоном. Собиратели древностей уже предприняли некоторые усилия, чтобы собрать и каталогизировать письменные источники, дошедшие до нас от Древнего мира, и описать то, что сохранилось от древних поселений и городов. Однако систематические археологические раскопки стали проводиться лишь с начала XIX века, и технологии сбора и интерпретации данных с тех пор стали куда более совершенными. Постоянно обнаруживаются новые остатки поселений, а относительно тех, что уже известны, делаются новые выводы, что прибавляет дополнительные сведения к банку информации относительно того или иного района и исторического периода. Из этого следует, что современная тенденция состоит в уменьшении площади раскопок и одновременном увеличении их тщательности. Учитывая, что многие римские общины занимали обширные территории, в наше время полностью раскопанное поселение — большая редкость. Равным образом, как правило, возможности позволяют развернуть полномасштабную работу лишь на небольших участках раскопок. Это означает, что общая картина жизни сельского или городского населения в провинциях обычно основывается на крохотном образчике того, что сохранилось до наших дней; что-то могло быть утрачено, что-то — еще не открыто, но этот факт игнорируется. Также необходимо принимать во внимание, что подавляющее большинство археологических данных неоднозначно. Все находки требуют интерпретации, в особенности если необходимы более обширные выводы. Любое исследование по истории античного мира будет неполным без рассмотрения данных археологии, но впечатления, возникающие на основе последних, должны корректироваться в связи с новыми открытиями или изменениями в интерпретации уже известных сведений.
В распоряжении Гиббона находилась основная масса источников, сохранившихся со времен античности. С тех пор было сделано несколько открытий — к примеру, письма Марка Корнелия Фронтона, относящиеся к самому началу рассматриваемого периода. Напротив, «поэмы Оссиана» — имитацию героических поэм, якобы дошедших до нас от обитавших в Шотландии племен каледонцев, которые сражались против Рима и упоминались в «Упадке и разрушении», — давно признали мистификацией, относящейся к XVIII веку. Однако находки подлинных текстов и фрагментов других авторов не оказали существенного влияния на общую картину временного распределения нарративных источников и их применимости. Источники по III веку исключительно скудны; в основном они представляют собой лишь краткие изложения, эпитомы более ранних историй, которые сами по себе по большей части кратки и малодостоверны. Существует также подборка биографий императоров, известная под названием «Писатели истории августов» и представленная как труд шести авторов конца III — начала IV века. Теперь большинство исследователей полагает, что ее написал один-единственный автор, представитель следующего поколения (а может, живший еще позже). Несмотря на то что в его работе полно вымысла и путаницы, автор тем не менее включил в нее некоторую достоверную информацию. Однако то, что нам вообще приходится использовать этот труд, свидетельствует о скудости источников по данному периоду{14}.
Мы располагаем трудами двух историков, чьи повествования представляют собой детальный — и в основном достоверный — отчет о происходивших событиях. Аммиан Марцеллин затрагивает часть IV века, Прокопий — часть VI века. Оба были свидетелями части описанных ими происшествий. То же в какой-то мере справедливо относительно Диона Кассия и Геродиана, который писал о начале периода. Кроме их сочинений, мы опираемся в основном на фрагменты и краткие обобщения. Как мы видели, основная масса письменных источников этого периода попросту не затрагивает главные политические события или войны. Некоторые (сюда относятся многие панегирики) все-таки адресованы императорам и упоминают современные проблемы и события, но в столь стилизованной и риторической форме, что из них трудно извлечь информацию. Мнение, будто они содержат зашифрованные сведения, не лишено вероятности, однако легко заводит нас слишком далеко. Чрезвычайно важно помнить, что мы располагаем лишь мельчайшей частицей той литературы, что некогда существовала. Значительная часть Аммиановой истории утрачена; от многих других авторов и их трудов уцелели лишь названия. Несомненно, было и много таких, чьи имена даже не упоминаются в дошедших до нас текстах. По большей части труды дошли до нас в виде рукописей, хранившихся в церковных библиотеках. Это неизбежно означало, что у христианских текстов было куда больше шансов уцелеть и что литературные достоинства имели при этом большее значение, нежели их историческая ценность. И еще большую роль играла случайность.
Все это справедливо и для других документов — по большей части написанных на папирусе, но иногда на табличках для письма или черепках. Сохранность их также преимущественно была делом случая. Их продолжают находить в местах, где условия благоприятствовали ей, и иногда в значительных количествах; находки могут включать в себя такие сведения, как результаты переписи. Подобная информация в высшей степени полезна, однако ее никогда не бывает достаточно, чтобы статистически достоверно оценить численность населения, возрастной диапазон и общий уровень благосостояния — данные справедливы лишь в отношении конкретного места и времени. Все исследования Древнего мира приходится проводить без опоры на статистику. Это не означает, что подкрепить или доказать беспочвенность некоторых теорий относительно падения Римской империи невозможно. Просто мы не можем сказать, сыграло ли в нем свою роль значительное уменьшение численности населения. Равным образом мы не можем оценить состояние экономики того или иного избранного нами периода или проследить подлинное влияние девальвации валюты в III веке на случившееся. Имеющиеся в нашем распоряжении источники намекают на некоторые тенденции, но разные исследователи будут интерпретировать их по-разному.
В истории Римской империи III века и более поздних времен есть и немало фактов, нам просто неизвестных. В той или иной степени это справедливо почти для всей древней истории. Однако, задавая вопросы, нам следует быть осторожными: не стоит склоняться к мысли, будто источники облегчат нам ответы на них. К тому же тот очевидный факт, что столь значительное количество греческих и римских текстов не дошло до нас, и впрямь свидетельствует, что переход от римского мира к средневековому сопровождался многими радикальными переменами. Большинство произведений было утрачено, а не спрятано «под сукно» или уничтожено церковниками. Уровень образованности в средневековом мире сделался куда ниже, нежели в предшествовавшем ему мире классическом — в особенности в Западной Европе. Все это вовсе не свидетельствует о «трансформации». Крушение Римской империи было масштабным событием, даже если оно заняло немало времени и не может быть «приписано» к конкретной дате. Это становится абсолютно ясно, когда мы рассматриваем империю в дни ее расцвета.
Часть первая.
КРИЗИС?
III век
Глава первая.
ЦАРСТВО ЗОЛОТА
Помышляй почаще о той быстроте, с которой проносится и уходит все, что существует или становится. Ибо и естество, подобно реке в непрерывном течении, и действия в постоянных превращениях, и причины в тысячах разворотов, даже и то, что близко, ничуть не устойчиво, а беспредельность как прошлого, так и будущего — зияние, в котором все исчезает. Ну не глуп ли тот, кто при всем том надувается или дергается или вопит, словно велик этот срок и надолго эта досада.
Марк Аврелий. К самому себе. V. 23