Падение. Когда охотник становится жертвой
Шрифт:
– Ты не заслуживаешь этого. Тех проблем, что пытаешься взвалить на себя…
Но, как ни странно, Кали его не обвиняет. Она его защищает, снова защищает от своих же проблем, будто всё, что он сказал, не имеет для неё смысла. Будто это ничего не изменило в её отношении к нему.
– Ты тоже. Но вместе лучше, чем по одному. Ты – моя семья, мы справимся, – он делает ещё один шаг вперёд. В глазах Кали больше нет ужаса, лишь мучительный выбор – верить или нет, дать или не дать второй шанс. Ведь она тоже это чувствует – он уверен, что чувствует – что ей так же, плохо без него, как и ему без неё. – Поехали домой, Кали.
Он протягивает ей руку.
– Расскажешь
– Всё. Всё, что захочешь, – клянётся Кайл, глядя ей прямо в глаза. Больше никаких глупостей. Такую, как Кали, нельзя потерять.
Она протягивает ему руку в ответ. Они разговаривают весь день: она много спрашивает, Кайл много говорит, пожалуй, больше, чем за всю свою жизнь. Иногда Кали плачет, слушая очередной эпизод, который самому Кайлу кажется вполне обычным, иногда молчит и много думает. После она готовит ужин и варит кофе в полной тишине – у обоих уже мозоли на языках. Кайл понимает, что от этих разговоров устал не меньше, чем за смену.
– Я понимаю тебя, – говорит ему Кали за столом. Она легко касается его руки, а он не может поднять на неё взгляд, всё ещё чувствуя дикую вину за то, что ей пришлось пережить. За чёртов звонок Гарсии, за драку с Гейл, за все эти душещипательные истории, которые он давно похоронил глубоко в памяти и которые пришлось заново вытащить.
После ужина Кали трижды доказывает ему, что она поняла и приняла его таким, как есть.
***
– Собирайся.
Данэм возвращается затемно, ждёт у двери, когда она оденется.
Эйса спала, но ей хватает пары минут, чтобы натянуть на себя рубашку и шорты – единственные вещи, которые у неё оставались. От неё скоро п<i>о</i>том начнёт нести. Надо бы поднять этот вопрос. Каждый раз, когда их с Данэмом пути пересекаются, она лишается даже пары трусов.
– Мне нужна одежда, – заявляет Эйса, пытаясь успеть за ним по лестнице и при этом не навернуться.
– Купим, – отмахивается от неё Данэм, ныряя в ночную темноту на выходе из парадной. Возле дома нет ни одного фонаря, улицу освещает только свет луны и бледные квадраты чужих окон, редкие, как прохожие в этот час в этой части города. Только самоубийца вылезет ночью на улицу в гетто. Или убийца. Глядя на Оливера Данэма, Эйса хмыкает своим весьма точным мыслям. Ходовые огни в машине Данэм не включает. По опустевшим улицам они добираются до завода минут за десять.
В импровизированной пыточной несёт кровью и испражнениями. Эйса морщится, борясь с желанием заткнуть нос. На улицах Синалоа часто стояла трупная вонь, Эйса успела от этого отвыкнуть, но изображать неженку у неё в планах нет. Данэм включает настольный фонарь. Ривера мысленно благодарит небо за то, что её желудок пуст, иначе вся её игра в невозмутимость пошла бы прахом.
Лара Кинг сидит к двери боком, на полу под ней виднеются борозды от ножек стула – светлые на чёрном, ровном слое запекшейся крови – наверное, пыталась вырваться или спятила от боли и дрыгалась, что, в принципе, неудивительно. Она раздета по пояс, на спине отсутствует часть кожи, с губ свисают кровавые лоскуты, кое-где на них ещё висят скрепки – наверное, безбожно орала, содрав крепёж. Одного глаза нет, второй не в фокусе, вокруг радужки сеть из лопнувших сосудов – наверняка Кинг им уже ни черта не видит. Данэм постарался на славу.
– Надеюсь, твои труды были не напрасны, – Эйса старается добавить в голос как можно больше небрежности – пусть думает, что её эта картина не задевает. Ривера не неженка и не слабачка, но ей отчего-то до дрожи не хочется на это смотреть. Снова. Как в том проклятом свинарнике.
Страшно. Страшно, что такое могут сделать и с ней. Страшно находиться рядом с человеком, которые делает такое с профессиональной дотошностью и знанием дела. То, что она с этим человеком трахается, совершенно не меняет сути. Члены картеля Франко не ходят на корпоративы – Эйса счастливо избежала возможности близкого личного общения с его профессиональными палачами. С ними встречаешься единожды за свою жизнь – когда они за этой самой жизнью приходят. В случае же с Данэмом судьба-злодейка здорово пошутила над ней, мол, на, любуйся, в стороне тебе не остаться. Просто закрыть глаза недостаточно для того, чтобы мир вокруг перестал существовать. Всему есть цена – Лара Кинг её заплатила. Эйса понимает, что однажды наступит и её черёд. И лучше, чтобы это была аневризма.
– Она назвала имя, – отзывается Оливер, сворачивая в узел мусорный пакет, полный ампул и шприцов. Видимо, он сделал всё, чтобы Кинг протянула, как можно дольше и заговорила, как можно быстрее.
– И?
– МакКормик.
Эйса в ответ лишь нетерпеливо дёргает плечами и гнёт бровь. Данэм уточняет:
– Я знаю только одного МакКормика. Он директор Управления по борьбе с наркотиками.
– Ха, какая ирония! – Эйса обнажает зубы в едком, злом оскале. Рыба гниёт с головы, Ривера поражается тому, как лихо она тогда, в разговоре с Беккетом, попала в яблочко, даже не целясь. Власти в этой чудной стране оборзели в конец. А ещё что-то про Мексику говорят. Эйса вдруг ощущает острый приступ патриотизма – везде, в любой стране мира власть прикрывает демократией элементарную жажду наживы, только мексиканцы не боятся смотреть правде в глаза…
– А мне кажется, вполне логично. Вот представь, ты работаешь в кондитерской. Неужели ты не попробуешь ни кусочка? – разговоры на околопищевую тему в такой обстановке ничего, кроме позыва проблеваться, вызвать не могут. Смрад дерьма и мочевины встаёт поперёк горла, когда она пытается сделать вдох. А Данэму всё нипочём.
Он достаёт из чехла видеокамеру, включает её, проверяет настройки.
– Я без штатива сегодня. Будешь снимать.
– Что снимать? – Эйса рассеянно принимает из его рук камеру, уже заранее зная ответ.
Данэм молча вынимает из чемоданчика нож с широким клинком. Тот самый. Ривера смотрит через объектив на цементный, запыленный пол со следами их подошв, на чёрные капли крови, похожие на следы мазута. Перед глазами встаёт лицо Шокера, его взгляд, полный страха, отчаяния и мольбы о скорейшем конце мучений. Она не успела его оплакать, как не успела оплакать ни одного из братьев. В картеле живут быстро.
– Помоги уж, будь другом, – насмешливый голос Оливера вытаскивает её из воспоминаний. Эйса понимает, что в последнее время слишком часто думает о смерти. Как бы не накликать.
– И как ты без меня обходился всё время? – фыркает она в ответ, наставляя камеру на Лару Кинг.
– Да вот даже не знаю, – в тон ей отвечает Данэм, становясь у Кинг за спиной. – Звук отключён, в настройках не копайся, меня в кадр не бери.
Смотреть сквозь прицел видеокамеры отчего-то проще, чем прямым взглядом. Оптика словно фильтрует картинку – легко представить, что просто смотришь фильм. Лишь звук – от него, увы, никуда не деться. Тонкий вскрик сквозь вхлам посаженные голосовые связки, хруст гортанной трубки, бульканье крови в горле, щелчок разрыва сочленения шейных позвонков. Глухой стук черепа о пол. Легко, как куриную тушку разделать. Ни топора, ни ножовки. Интересно как это делается?