Падение
Шрифт:
С Эриком все было по-другому. Когда он ушел, я ничего не почувствовала. Он оставил меня пустой, если не считать моей любви к Коди. В последующие годы, после смерти отца и после того, как Эрик попал в тюрьму, я использовала эту пустоту, это чувство, которое он оставил мне, как щит. Все отскакивало от меня, ударялось о стены и никогда не продвигалось дальше.
Но сейчас другое.
Мои внутренности покрыты шрамами. Разорванными, сырыми и уязвимыми, открытыми и кровавыми для всего мира. Моя кожа покрыта синяками, как будто
Нельзя любить так, чтобы это не оставило следа.
Но как бы мне ни хотелось заползти в эту черную дыру жалости и боли к себе, у меня есть малыш, который нуждается во мне. Малыш, который чувствует потерю Джастина почти так же, как и я. Поэтому я пытаюсь двигаться дальше.
Я делаю шаг, потом еще один, потом еще.
Я мою волосы, чищу зубы, убираюсь в квартире.
Неделями я цепляюсь за надежду, что когда-нибудь открою дверь и он выйдет из своей квартиры, его глаза будут смотреть на меня из-под темного капюшона.
Но он этого не делает.
Его телефон на автоответчике. Его квартира остается пустой. Я не слышу грохота его машины, и мои кости болят от того, как я скучаю по нему.
Я провожу утро, просматривая объявления, в поисках чего-то стабильного. Клуб на Шоссе 98 ищет танцоров, его в основном посещают дальнобойщики и пьяницы, и я знаю, что они рады давать дополнительную плату за быстрый минет в туалете.
Игнорируя это объявление, я делаю несколько звонков в другие клубы города, а также несколько ресторанов и кафе, которые также ищут персонал. Ответ не впечатляет.
Город уже в разгаре эпидемии безработицы, и с закрывшимся клубом, полным девушек, которые теперь ищут работу, другие клубы в городе просто не имеют места в своем списке для новых сотрудников.
Все в «Blush» развалилось в тот момент, когда он ушел. Приехала полиция, царил такой беспорядок, повсюду были люди и два трупа, так что мне не составило труда ускользнуть.
Клуб немедленно закрылся, ожидая расследования. Я смотрела, как в новостях выкатывали кадры, где сотрудники выносили тела из здания, а квартира Маркуса была оцеплена ФБР. Но, расследование зашло в тупик. Потребовалась всего неделя или около того, чтобы история исчезла, была сметена под ковер, как и все остальное в этом дебильном месте.
Через неделю после того, как всё выпало из новостей, через три недели после того, как все это произошло, полиция, наконец, появляется у моей двери.
— Скарлет Рейнольдс? — спрашивает женщина, показывая мне свой значок. Я киваю.
— Я детектив Питерс, и это старший детектив Матесон, у вас есть минутка, чтобы поговорить?
— Могу я спросить, в чем дело? — спрашиваю я, прекрасно зная, зачем они здесь.
Мужчина-детектив Мэтисон — делает шаг вперед.
— У нас есть несколько вопросов о вашей работе в «Blush», если не возражаете.
— Конечно, —
Питерс, — поразительная темнокожая женщина по имени Сенна. Рядом с ней мужчина средних лет с седеющими висками и трехдневной щетиной выглядит явно измученным. И все же в его глазах есть что-то доброе. Он видел, что этот город может сделать с людьми, что такие люди, как Маркус, делают с людьми.
— Могу я предложить вам выпить? — тихо спрашиваю я, наблюдая, как детективы осматривают мою квартиру сверху донизу.
Они оба качают головами.
— Мой сын спит, так что у меня всего несколько минут, — говорю я, показывая им на кухонный стол. — Я обещала ему прогуляться в парке.
Сенна улыбается, кладет на стол папку и открывает ее.
— Мы сделаем это быстро, обещаю.
Она начинает с основных вопросов: мой возраст, мое полное имя, как долго я здесь живу. Другой детектив просто слушает, его серо-голубые глаза сканируют.
— Вы работали на Маркуса МакФанни, я правильно понимаю?
— Да.
— Как долго вы работали в «Blush»?
— Чуть больше года.
Она кивает, быстро делая заметки.
— И за это время вас когда-нибудь просили продать наркотики или обменять секс на деньги?
Я сглатываю.
— Нет.
Темные брови Сенны изогнулись.
— Вы можете сказать нам правду, Мисс Рейнольдс. Маркус мертв, мы просто пытаемся выяснить, что произошло, и кто мог быть причастен к его убийству. Вам ничего не угрожает.
— Я знаю, что некоторые девушки продавали, но я никогда этого не делала. У меня маленький сын.
Она улыбается, и ее глаза смягчаются с невысказанной благодарностью.
— Ты умная девочка, — говорит она, откидываясь на спинку стула. — И красивая. Другие девушки, с которыми мы говорили, сказали, что ты была любимицей Маркуса. Что он приглашал тебя на частные вечеринки и что ты иногда ходила туда. Это правда?
— Это правда. Хотя… — я не могу сдержать кривой усмешки, которая приподнимает уголок моего рта, — Я бы не сказала, что была его любимицей.
Сенна смотрит на бледнеющие синяки на моей шее и на почти зажившие ссадины на лице. Если она что-то подозревает, то ничего не говорит, и часть меня задается вопросом, волнует ли ее вообще смерть Маркуса. В конце концов, он просто еще один мудак, о котором ей нужно беспокоиться.
— Не могли бы вы рассказать мне, что происходило на этих частных вечеринках?
Я рассказываю им все, что могу, опуская любые детали, которые могут связать меня с ним или его со мной. Полиция может думать, что я в безопасности, но я понятия не имею, насколько далеко зашло влияние Маркуса, и не хочу это выяснять.
Где-то в соседней комнате звонит телефон. Я начинаю подниматься, но что-то в выражении лица Сенны заставляет меня снова сесть.
— Мы почти закончили, — уверяет она меня.