Падшая звезда
Шрифт:
Колдун? Ну и что? Авось не убьёт и не покалечит. Тех, которые убивают и калечат, Попутный патруль не щадит. А вот похвастать потом, что рядом с таким удивительным субъектом сидел… ну, почти рядом, хотя и не за одним столом… это ж не на один вечер рассказов!
Но прежде, чем в "Толстую квочку" явились первые любители поглазеть, предупреждённые кухонной обслугой и улизнувшим крестьянином, в трактире появилась ещё одна примечательная пара путников родом явно не из ближних окрестностей.
Первым в дверь вошёл светловолосый и светлоглазый мужчина. Вот уж он-то был покрыт татуировками так, что на два пальца чистой кожи вряд ли отыщешь. Лоб, щёки, нос, подбородок, шея, руки… одного понимающего взгляда на вязь многоцветных узоров было достаточно, чтобы определить в вошедшем служителя Господа Смирения, или Пятиокого. Впрочем, хозяин не так хорошо разбирался в иерархии слуг этого не очень популярного божества, чтобы понять, какое место в храмовой иерархии занимает татуированный.
Следом за светлоглазым вошла, двигаясь механически и глядя исключительно под ноги, девушка. Судя по тому, что не было скрыто одеждой — чистокровный (или почти чистокровный) человек. Недавно достигшая детородного возраста, в запылённом, кое-как залатанном грязно-зелёном платье, чёрных чулках и грубых деревянных башмаках. Очертания фигуры скрадывал неожиданно чистый и новый чёрный плащ почти до пола, возможно, принадлежавший её спутнику. Из-под небрежно накинутого капюшона выбилась пара не слишком чистых бронзовых прядей.
— Добро пожаловать! — расплылся в улыбке хозяин, не забывая кланяться. — Чем можем послужить вам и вашей прелестной спутнице?
Визит служителя Пятиокого был как нельзя более кстати. Может, Замаскированный и не собирается никому угрожать, но в присутствии посвящённого, божьего человека, ему в любом случае придётся присмиреть.
— Еды поприличнее и смежные комнаты на одну ночь, — ответил татуированный, бросив быстрый оценивающий взгляд на Замаскированного.
Тот не шевельнулся. Зато прямо в воздухе обеденного зала как будто шевельнулось нечто смутное, вроде клубка странно лёгших теней на самом краю поля зрения или стеклянистой дрожи воздуха над горячими углями.
Явилось — и снова сгинуло.
Татуированный слегка растянул губы (что было не так-то легко заметить из-за покрывающих лицо узоров) и направился к столу, где в одиночестве сидел Замаскированный.
— Приветствую. Могу я спросить, кто вы и куда направляетесь?
— Приветствую, — раздался ответный шёпот.
Короткая пауза и одно-единственное слово:
— Да.
Татуированный хмыкнул.
— Меня называют Холодной Шуйцей или просто Шуйцей, — объявил он. — Сия девица, находящаяся на моём попечении, зовётся Репой. Бедняжка не совсем здорова. По воле её родителей я сопровождаю её в храм Господа Смирения, что в Такворсе Холмовом. А вы кто? Уж простите моё любопытство, но я никак не могу опознать вашу школу и заклинательный класс.
— Мои школа и класс, — был ответ, — в знакомой вам системе понятий определимы с большим трудом. Довольно будет сообщить, что какой-то конкретной школы я не придерживаюсь, а мой класс довольно высок. Что до остального, то вы можете называть меня просто Тенью. Это прозвище находится примерно так же далеко от истины, как любезно названное вами "внешнее" имя, общее для всех алинкабов Гаэ-Себиша. О помянутой вами "воле родителей" я промолчу, ибо не люблю изъясняться площадной руганью. Но бедняжка, которую вы незаслуженно обозвали Репой, могла бы быстро… выздороветь, если бы вы удосужились снять с неё Кольцо Повиновения.
Шуйца умел держать удар. И умел не бросаться в атаку сломя голову, исчерпав аргументы.
Алинкаб просто не может быть иным.
— Вот теперь я вижу, что класс ваш высок… Тень. Признаюсь, я не был достаточно откровенен. Но откровенность в сём несовершенном мире редко вознаграждается, тогда как польза… скрытности, — кривая усмешка, — очевидна и несомненна.
— Пусть откровенность вознаграждается редко, я всё же попытаюсь прибегнуть к этому опасному средству. Рискну заявить, что интересы родственников Терин я могу обеспечить гораздо надёжнее, чем служители Гаэ-Себиша, этого любителя чужого смирения. Если ты смиришься, снимешь Кольцо Повиновения с пленницы и отдашь её мне, я не стану тебя наказывать. Ты ведь не хочешь быть наказанным, Ирвисанн Быстрорукий… или хочешь?
Аргументы были исчерпаны.
Относительно того, что произошло дальше, наблюдатели расходились во мнениях. Слишком стремительно развивались события, и слишком резко всё закончилось. Всего две-три секунды миновало, и вот уже бросившийся к Тени Шуйца, неподвижный и мелко дрожащий, плотно пришпилен к стене зала собственными метательными ножами за края своей же одежды, а его руки, аккуратно отрубленные на ладонь выше локтя, валяются на полу.
Правда, кровь из обрубков почему-то не течёт…
— Впредь, — не столько шёпот, сколько шипение в лицо побеждённому, — не протягивай загребущие пальчики к чужому. И остальных своих коллег предупреди! Твоё счастье, Ирвисанн Быстрорукий, что моя основная школа запрещает пытать и отнимать жизнь!
Повернувшись к белому, как полотно, хозяину:
— Заказ на сидр и цыплёнка отменяется. А вот угловую комнату на третьем этаже мы займём. Ненадолго. Счастливо оставаться.
Взяв бывшую подопечную алинкаба за безвольную руку, Тень повлёк её к лестнице. Но, поднявшись на несколько ступеней, остановился и обернулся.
Шёпот снова приобрёл шипящие оттенки, а слышно его было не хуже, чем иной крик.
— И позовите травника к этому, приколотому! А лучше — целителя! Быс-с-стро!
Следом за Тенью — вверх по лестнице. Коридор. Дверь. Комната. Зеркало. Тень останавливается напротив, раздражённо шипит. Ну конечно, зеркало-то очень так себе. Медная пластина размером три ладони на четыре, отполированная, а потом покрытая тонким слоем серебра и снова отполированная. Слой серебра так тонок, что местами процарапан, а то и попросту протёрт до медной основы. Левый верхний угол пластины вдобавок изогнут и выправлен кое-как, отчего качество отражения лучше, конечно, не стало.