Падшие в небеса. 1997

Питерский Ярослав Михайлович

Лидии тоже захотелось курить. Но она не решалась спросить. Старик уловил и это ее желание.

– Если вы, хотите курить, курите. Только, я вам свои предложить не могу. У вас, наверное, дамские?

– Да, Да,… – Лидия вышла в коридор и вернулась с сумочкой.

Вернулась и элегантно, щелкнув зажигалкой, подкурила сигарету:

– Вот, смотрю я на вас, Павел Сергеевич и удивляюсь. Вы столько пережили. Вас так люди обидели. Не за что, вот отсидели. Друзья предавали. Такая жизнь у вас была трудная и страшная, а вы, все равно! Жизнь любите и людей любите! У вас нет злости к людям! Как это? Вы не озлобились.

Я вижу, по глазам вашим. Разве так можно? Для меня, честно скажу, загадка!

Павел Сергеевич пожал плечами:

– Лидия Петровна, деточка! Простите великодушно! Можно, я вас буду называть, деточка?

– Конечно, мне будет приятно.

– Деточка! Нельзя, жизнь не любить. И людей нельзя не любить. Ведь люди – это часть жизни и в большинстве своем, хорошие люди. Добрые и человечные. Они сочувствуют и переживают. Они помогают пережить боль. Вот вы, вы сейчас моих страшилок наслушались и вам вот меня жалко стало! А мне, что старику надо?! Мне уже приятно, что кто-то меня жалеет. Переживает. Уже от вас энергия добра идет. Так, что, Лидия Петровна, людей любить надо! Надо! Иначе, зачем жить? А озлобится это самое простое. Злоба, она съедает человека. Просто уничтожает, словно червяк ест его изнутри! И человек, как бревно становится трухлявым. Морально погибает.

Лидия тяжело вздохнула, затушив окурок, всплеснула руками:

– Красивы ваши слова. Но все же. Злоба-то разная бывает.

Старик кивнул головой и грустно ответил:

– Конечно, есть злоба к врагу. Когда страну твою завоевать хотят. Но я не, об этом. Я о зависти и злобе людской, обычной повседневной, так сказать. Она страшна.

Лидия напряглась. Вдруг зло спросила:

– А как, быть с любовной злобой? Она-то, как? Тоже человека съедает?

Старик лукаво сощурился:

– Я, что-то не пойму?! Что вы имеете в виду? Любовь и злоба, вроде бы несовместимы! Насколько я знаю, когда человек любит, он не может озлобиться! Не может! Или я не прав?!

– Может. Вот, например, один человек любит другого. А тот не отвечает ему взаимностью. И тогда человек озлобляется. Он готов на все. Он готов на преступления. Такое ведь бывает?

Клюфт задумался. Павел Сергеевич нахмурил брови, внимательно рассматривал лицо Лидии. Она засмущалась и опустила глаза.

Старик вздохнул:

– Я не встречал. Хоть и живу, вот уже восемьдесят с лишним.

Скрябина, как упрямый и капризный ребенок, буркнула в ответ:

– А я встречала. Человек хочет убить другого человека, только за то, что его любит его возлюбленный! Вернее, ему не отвечают взаимностью. А возлюбленный любит, ну, того человека. В общем, простите, я немного запуталась!

– Да?! – ухмыльнулся Клюфт. – Такое, вроде бы шекспировское развитие?! Разве такое возможно у современной молодежи?

– Возможно. И вот вы, как бы поступили в такой ситуации? – неожиданно спросила Лидия.

Старик замер. Он даже не сразу понял, что она его тестирует. Пытается подогнать под «современный момент». Клюфт переспросил в растерянности:

– В какой, такой ситуации?

– Ну, если бы, вам сказали, что вас хотят убить! За то, что вас любит женщина. – Лидия вызывающе смотрела в глаза Павла Сергеевича. – А ее любит мужчина и он хочет вас убить! Вы, как бы поступили? Испугались? Бросили бы эту женщину?

Клюфт рассмеялся.

По-стариковски,

задорно и искренне:

– Да, интересная ситуация? А я? Я-то, люблю, ну… ту женщину?

– Без памяти… – выдохнула Скрябина.

– Ну, вот, вы сами и ответили! – всплеснул Клюфт ладонями. – Как можно отступиться от того, кого любишь без памяти?! Памяти-то нет!!! А значит… и чувства опасности нет. А значит, главное для тебя тот единственный человек! Вот и все.

– И вас не напугала бы смерть?

– Нет. Да и что есть, лучшего, как говорится, чем умереть за любимую? – старик улыбался. – Это ведь тоже так приятно!

Лидия погрустнела. Было видно, ответ ее расстроил:

– Вы очень интересный человек Павел Сергеевич. Очень! С вами не просто интересно, с вами хорошо. Как-то уютно на душе от ваших мыслей, высказанных вслух. Спасибо вам. И Вилор. Он тоже взял частичку от вас. Он тоже взял, и я только за это вам благодарна…

Старик ее грусти не заметил. Напротив, ему показалось, что он «сумел достойно ответить» молодой и красивой женщине:

– Ну, что вы деточка! Что вы! Вы льстите мне! Старика вводите в искушение! От ваших слов веет лестью обольстительницы! Смотрите Лидия Петровна! Влюбиться у меня еще сил хватит! Есть еще порох в пороховницах!

Лидия улыбнулась:

– Ой! Пожалуйста! Я только рада буду! И у Вилора какой соперник будет! Кстати, Павел Сергеевич, это вы внуку такое имя дали? А?

– Да, был такой грех. Его, мать-то родила, будучи совсем еще девчонкой! Как мне сейчас кажется с высоты прожитых лет. В двадцать четыре. Да и мне тогда сорок пять было. Я, только что вернулся после долгой разлуки. И дочь увидел, когда она уже большая была. Решил на всякий случай назвать внука революционным именем, хоть на дворе и оттепель была, но от советской власти всякого ожидать можно было. Сегодня Хрущев клеймит Сталина, а завтра? Неизвестно что там у них в Кремле на уме было? Вот, чтобы там претензий не было, а так Вилор. Сокращенно – Владимир Ильич Ленин и Октябрьская революция! Кого с таким именем репрессировать будут? Я ж не знал тогда со сталинизмом покончено окончательно?! Да и покончено ли? Я и не знаю право. И вы, вот, наверное, не знаете. Наша страна и наш народ, большая загадка. – Клюфт сказал это с сожалением.

Лидии показалось, что у него в глазах блеснула слеза. Она попыталась смягчить ситуацию:

– Да. Имя, редким получилось, – вздохнула Лидия. – Оно и к лучшему! Правда, он нервничает. Говорит, ему не нравится. А мне так напротив, я к нему привыкла. Даже изюминка, какая-то есть. Вилор Щукин!

Послушался грохот. Где-то в коридоре, звякнула железка. Хлопнула дверь. Лидия вздрогнула. Она с тревогой посмотрела на Клюфта.

Тот улыбнулся, успокаивая ее:

– Это, наверное, Вилор вернулся…

Лидия непроизвольно встала. Она с надеждой и робостью ждала…

Щукин зашел в кухню мрачный как туча. Но, увидев Лидию, замер в нерешительности. Скрябина тоже не знала, как себя вести. Ей так хотелось броситься Вилору на шею и расцеловать, но сделать это в присутствии деда выдавать свои эмоции Лидия стеснялась. Поэтому они так и стояли друг напротив друга.

Клюфт, покачал головой, и тактично отвернувшись, отошел к мойке. Он попытался разрядить повисшее в помещении напряжение нейтральной фразой: