Падшие в небеса.1937
Шрифт:
– М-м-м… – глухое и едва слышное мычание.
– Ну, что вы там копаетесь?! Бросили жмура и выходите! – недовольно прикрикнул охранник у входа.
Он входить в страшный склад трупов не решался. Так и стоял, ожидая, когда зэки выйдут. Словно чувствовал опасность. Словно понимал: его там ждет смерть!
– Эй, вы что там?! А ну выходите! Что вы там? – солдат забеспокоился.
Показалась его голова. Он с тревогой ищет глазами силуэты живых среди штабелей мертвых. Конвоир испуганно выставил карабин вперед и сделал еще шаг. Один нерешительный шаг, но этого мало! Мало!
– Эй! Ты что там развалился?! – солдат заметил лежащего и дергающегося от ужаса Клюфта. – Ты, что там валяешься?! А-ну встать! – скорее испуганно, чем жестко пропищал
Еще шаг! И удар! Удар в полушубок! Короткий и глухой звук разрезаемой ткани и кожи. Заточка пробила овчину. Солдат негромко вскрикнул, но устоял на ногах. Он по инерции резко рванул карабином и попал прикладом в голову Фельдмана. Тот упал. Солдат попытался отступить и крикнуть напарнику, позвать на подмогу! Но Борис Николаевич изловчился и пнул конвоира по ногам. Тот потерял равновесие и рухнул на снег уже внутри барака. Солдат вновь попытался заорать. Ладонь Фельдмана закрыла ему рот. И еще удар заточкой! В область сердца! Штырь выскочил из ладони Фельдмана и так и остался торчать из груди конвоира. Но солдат даже после второго удара, вроде бы смертельного, сил не потерял. Напротив, крепко сжимая карабин, он опять резко рванул им. Фельдман, пытаясь уклониться от встречи с прикладом, повалился на вертухая сверху. Они покатились по снегу. Павел рванулся вперед. Ему все же удалось освободиться от мертвеца и подняться на ноги. Клюфт подскочил к борющимся на земле Фельдману и конвоиру, но застыл в нерешительности! Что делать?! Как помочь Борису Николаевичу в этой суматохе?! Павел, как парализованный, наблюдал за этой схваткой, не зная, что предпринять?! Фельдман в пылу борьбы прохрипел Клюфту:
– Второго вали! Второго! Они нас кончат!..
Смертельно раненый конвоир, как ни странно, сил не терял! Павел заметил, что ему даже удалось за ремень подтянуть к себе карабин! Еще мгновение и он прижмет приклад к голове Фельдмана и тогда, тогда грянет выстрел! И все кончено! Все! Павел рванулся вперед и схватил оружие. Вырвал карабин и, прижав к себе холодный вороненый ствол, с ужасом посмотрел на выход! Там!!! Там, на улице, стоял второй вертухай! Его надо убить! Убить! И надо было сделать это сейчас! Сейчас нужно решать, стать свободным, но убийцей или быть убитым, но не переступить этот рубеж морального мучения! Решать! Ах, как мало времени! Мало времени! Решать!
– Эй, что вы там?! А? Что вы там?! Вы надоели! Надоели! – раздраженно закричал с улицы второй конвоир.
Но его слова тонут в шуме треска! Где-то совсем рядом так же убивают людей! Мир превратился в сплошное убийство!
– Господи, помоги! Господи, помоги! – зашептал Павел и зажмурил глаза.
Второй конвоир все же сделал шаг ко входу в этот морг!
Сделал!
Павел сжал холодное цевье карабина с такой неистовой силой, что свело пальцы. Он ждал! Ждал!
«Просто сильно ударить по голове! По голове прикладом и все! Все! У него шапка, она смягчит удар и, может быть, я не убью его! Он просто упадет без сознания! Нет! Я его не убью! Я не хочу убивать! Просто оглушить! Оглушить!» – застучали мысли в голове.
Но конвоир остановился. Он замер и попытался прислушаться, что происходит там внутри? Но тщетно! Звуков борьбы и хрипов он не слышал! Не мог услышать! Мешал проклятый треск работающего двигателя без глушителя…
Солдат занервничал. Он вскинул винтовку и, просунув в щель валенок, приоткрыл ногой дверь. Она распахнулась. Живая куча! Катающиеся на снегу тела! Фельдман и солдат боролись! Хотя у раненого конвоира все-таки заканчивались силы. Он умирал, умирал и, понимая это, хрипя, звал на помощь своего товарища! А тот стоял в нерешительности! Наконец, вскинул винтовку, прицелился! Стрелять! Стрелять! Выстрел! И в ту же секунду удар по винтовке! Рука конвоира дрогнула и он промахнулся! Пуля, вылетев, пробила навылет белый полушубок его напарника и впилась в мерзлую землю. Солдат, что боролся с Фельдманом, мгновенно ослаб и, раскинув руки, завалился набок. Изо рта хлынул поток черно-бордовой крови. Она заливала Борису Николаевичу лицо
Солдат затих и, как большая тряпичная кукла, расслабленно обмяк. Затем повалился на Павла. Клюфт почувствовал, как этот молодой парень, прижавшись к нему щекой, испустил дух! Он тихо застонал и замер. Павел, тяжело дыша, медленно скинул с себя тело. Солдат лежал вверх лицом. На нем была печать страха! Обыкновенного человеческого страха перед смертью!
Павел разрыдался. Он выл как белуга. Он трясся в истерике и катался по грязному снегу этого морга под открытым небом. Он хватал воздух ртом, пытаясь сбить свои судороги. Но ему не хватало кислорода.
– Паша! Паша! Успокойся! Возьми себя в руки! Возьми себя в руки! Паша! Надо бежать! Надо срочно бежать! Вставай!
Фельдман надеялся успокоить Клюфта. Он прижимал его тело к земле, не давая Павлу биться о землю. Но тот дергался и выл:
– А-а-а!.. Я убийца!.. Убийца!.. Я не хочу убивать!.. Я не хочу убивать!.. Я ненавижу! Ненавижу себя!.. Я ненавижу вас!.. Я убийца! А-а-а…
Фельдман понял, что уговоры не помогут. Борис Николаевич зло посмотрел на Клюфта и влепил ему сильнейшую пощечину. Затем ударил по щекам еще несколько раз. Павел затих. От неожиданности и боли даже перестал дышать. Он лежал и смотрел на трупы конвоиров, на Бориса Николаевича. Он смотрел и молчал…
– Паша! Паша! Чтобы тебе было легче, это я, я убил и второго! Я воткнул ему заточку в спину! Не ты! Не ты! Успокойся! Надо вставать и идти, пока шумно… пока нас не хватились…
Павел растер грязной ладонью на щеках и губах подтаявший снег. Собрал последние силы и, всхлипнув, медленно поднялся с земли. Он стоял, шатаясь, и как пьяный, смотрел на тела двух, только что убитых людей. Угрюмо и зло поднял голову, взглянул на штабеля мертвых зэков в глубине этого страшного сарая без крыши…
Он стоял молча. Минуту…
Фельдман поднял винтовки. Стащил с мертвых конвоиров полушубки и валенки, снял с солдат шапки и тяжело вздохнув, сказал:
– Одевайся, надо идти, идти, туда, в сторону колючки… нас не заметят. Не заметят, нас не заметят, есть шанс, хватятся под утро, у нас есть время! Есть время…
Павел вздрогнул и посмотрел на Фельдмана равнодушно и обреченно. Он понял, что стал другим человеком. Совсем другим человеком…
Ветер играл с верхушками сосен. Он их гнул и раскачивал из стороны в сторону. Ветер веселился. Холодные потоки воздуха вздымали вверх кучи снега. Метель подпевала этому шутнику. Она швыряла мелкую ледяную крупу на почерневшую и нахохлившуюся зимнюю тайгу. Разметала поземку между высоких елей и корявых берез. Ветер давал ей силы. Он давал ей власть. Он давал ей свободу. И она этим гордилась. И она это знала.
Уставшее и замороженное солнце лениво вывалилось из-за синей горы. Лес насупился и неохотно проснулся. Но радоваться не было сил. Впереди была такая долгая зима. Такая долгая и холодная…