Падший враг
Шрифт:
— Подождите здесь, — говорю я водителю, прежде чем выйти из машины. Я очень слабо верю, что смогу изменить мнение этой упрямой женщины. Тем более я не могу воззвать к ее здравому смыслу. Во-первых, потому что я пришел сюда без плана. Во-вторых, потому что Виннфред (с каких это пор я называю ее Виннфред, а не Деревенщина?) никогда особо не ценила здравый смысл. Это то, что делает ее непредсказуемой, другой и свежей. Ее способность легко и радостно выбирать дорогу менее принята.
Я поднимаюсь по ступенькам к ее дому и стучу в дверь. До моих ушей доносятся звуки семейного ужина.
—
— Это не заклинание, у меня Великий пост!
— Еще даже не февраль.
— Винни ничего не ела, и я не вижу, чтобы ты жаловалась на нее. И, по крайней мере, я хороший христианин.
— Трибуны нашей местной средней школы не согласятся, — саркастически говорит Виннфред своей сестре. Я улыбаюсь, несмотря на мои лучшие намерения.
Просто признай это, идиот. Ты не ненавидишь эту женщину так сильно, как тебе хотелось бы. Даже не близко. Даже близко не близко.
— Ты меня сдаешь? — Джорджи задыхается. — Потому что, пока мы обсуждаем эту тему, мама и папа могут захотеть узнать о твоей маленькой ночной встрече с…
— Ты меня сдаешь? — слышу я возражение своего сотрудника. — Ты совсем не изменилась, Джорджи!
— Конечно, изменилась. Я теперь худее тебя!
Я снова стучу в дверь три раза подряд и отхожу. Не похоже, что Виннфред переживает ужасные времена. Семья у нее вроде хорошая. Но она все еще должна мне шоу, а я не люблю, когда у меня отнимают вещи.
Дверь распахивается, и передо мной стоит женщина, должно быть, Джорджи. Кажется, она того же возраста, что и Виннфред, только выше. Ее волосы были более ржаво-рыжими, чем яркий оттенок оранжевой блондинки Виннфред, ее костяк менее утонченный и приятный.
— Привет. — Кусок стручковой фасоли засунут в уголок рта, как сигарета. — Чем я могу помочь тебе, ты, странный, красивый городской мальчик?
Так Виннфред приобрела индивидуальность и красоту. Бедная Джорджи.
— Я здесь из-за Виннфред. — Слова, хотя и правдивые, меня удивляют. Мне пришло в голову, что я никогда раньше не стоял перед дверью девушки и не просил ее выйти на улицу. Я редко встречался с девушками до Грейс, а когда встречался, то ограничивал свое общение с упомянутыми свиданиями грязными связями. Потом случилась Грейс, и мы либо жили вместе, либо имели свои квартиры. В преследовании ее не было никакой тайны, никакого стресса или ценности. На протяжении всей моей жизни я был избавлен от элементарного смущения стоять перед совершенно незнакомым человеком и просить увидеть его любимого родственника.
— Кто спрашивает? — Джорджи выгибает бровь и ухмыляется.
— Странный, симпатичный городской мальчик, — прямо говорю я.
Она смеется.
— Будь конкретнее.
— Ее босс.
— Босс? — Ухмылка Джорджи сменяется хмурым взглядом. — Ты похож на крупного бизнесмена, а она работает в театре.
— Ненадолго, если она не явится сюда немедленно и не объяснится.
— Жди здесь. — Джорджи исчезает в доме, наполовину закрыв за собой дверь. Минуту спустя Виннфред выходит наружу, набрасывая на плечи кардиган. Она задирает подбородок, чтобы посмотреть на
— Привет, Виннфред.
— Привет. — Она становится ярко-красной в ту минуту, когда наши взгляды встречаются. — Что ты . . . делаешь здесь?
Что за вопрос, Деревенщина. Если бы я только знал. Конечно, ты напортачила с Калипсо Холл, и я не ценю ленивых сотрудников, но в моей ведомости есть люди, способные выполнять мою грязную работу и сами искать тебя.
По правде говоря, я понятия не имею, зачем я здесь.
— Нам нужно поговорить в уединенном месте, — говорю я.
— Ты собираешься кричать на меня? — Она сужает глаза, ее неповиновение возвращается в полную силу.
Я на мгновение задумываюсь.
— Нет. Ты просто будешь кричать громче, если я это сделаю.
Она кивает.
— Примерно в миле отсюда есть река. Давай прогуляемся.
— Разве ты не должна сказать своей семье, где ты? — Я спрашиваю.
Она бросает на меня быстрый взгляд, затем улыбается.
— Неа. Если кто-то и утопит кого-то, то это буду я.
Мы оба сходим с крыльца и идем по неровной асфальтированной дороге ее района. Каждый дом находится в акрах друг от друга.
— Как поживаешь? — спрашивает она, когда мы идем по обочине дороги.
— Отлично. Прекрасно. А почему бы и нет? — рявкаю я.
Она медленно поворачивается ко мне, на ее лице смешное выражение.
— Нет причин, я просто вела вежливую беседу.
— Мы никогда не были вежливы друг с другом — зачем прерывать идеальную серию?
Она бросает на меня еще один взгляд. Почему я нервничаю? Я взрослый мужчина.
— Как насчет того, чтобы сразу перейти к важным вещам? — Я сцепляю руки за спиной. — Ты должна мне любовный интерес.
— Прошу прощения?
— Нина, — уточняю я. — Ты бросила «Чайку».Твоя замена не очень хорошо принята.
Лукас звонит мне без остановки, умоляя попытаться найти звезду его шоу. Пенни не очень хорошо держится. Возможно, умолять - это не то слово. Но однажды он все-таки позвонил. Это было случайно, но он позвонил. И когда я спросил его, как дела у Пенни, он ответил: "О, ну, театральный критик из Vulture на днях описал ее как "обладающую харизмой вросшего ногтя". Так что в целом, я бы сказал, что все могло быть и лучше.
— С каких это пор тебя волнует Калипсо Холл? — Виннфред сужает глаза.
— Конечно, меня это волнует. Это дело моей семьи.
— Ты хочешь продать его.
— Тем более я хочу, чтобы он работал хорошо и приносил прибыль.
— И тем не менее, ты не вложил бы в него ни цента, даже несмотря на то, что он разваливается.
— Следующие владельцы будут его ремонтировать. — Какая сводящая с ума женщина. Чего она добивается?
— Прости, — говорит она, скрещивая руки на груди и ускоряясь. — Я понимаю, что мои действия имеют последствия, серьезные, но у меня не было выбора. Я была в очень темном месте. Я не могла оставаться в Нью-Йорке после того, что мы узнали.