Пагода сна
Шрифт:
«Подождите! — воскликнул Таллок. — Раз уж мы здесь, так давайте заглянем в чей-нибудь сон. Негоже покидать страну сновидений, так нигде и не побывав».
«Да, я тоже хочу! — объявил лунный чародей, у которого вошло в привычку во всем поддерживать юношу. — Да и Конан, наверное, не откажется. Мы в отличие от вас никогда здесь не были раньше».
«Хорошо, — уступила Кесея. — Вало, Исира и Диаса пусть возвращаются назад, а я с Алексой покажу нашим друзьям пару чудес этого мира».
«Вот это здорово!» — восхитился молодой странник.
«Всего пару снов, — напомнила
«Конечно».
Четверо путешественников влетели вслед за Кесеей в провал ворот, напоминавших вход в каменную башню. Странники оказались в сновидениях какого-то бритунийского стражника. Человеку виделись подземелья, освещенные светом чадных факелов. Сам он шел с подносом еды в караульное помещение, откуда доносился хохот подвыпившей стражи и дружный стук глиняных кружек. Внимание охранника приковала большая лоза сочного винограда, лежавшая на подносе. Стражник решил, что стоит представить несколько виноградин собственному желудку, прежде чем он отнесет поднос в караулку. Человек остановился, запустил свои пальцы в ягоды и принялся жадно пожирать виноград.
Потом странники углубились в сон офирского богача, но быстро покинули сновидение, ибо оно изобиловало такой непристойностью, что ни у кого из путешественников по эфемерному миру не возникло желания его просмотреть. Богач мечтал об оргиях с юными наложницами, и сны офирца переполняли обнаженные тела девушек, стонущих в сладких муках.
Кесея хотела возвращаться, но Таллок и Саттар упросили волшебницу повременить с обратной дорогой и пройтись по дороге еще пары снов.
Они влетели в сумрачный сон южного дикаря. Негру снилось, что его преследует леопард. Он так боялся, что его страх передался всем непрошенным гостям сновидения. Зембабвиец слышал частое дыхание хищника, чувствовал его желание отведать свежей крови.
Сон негра не был похож на сны цивилизованных людей. Основное место в нем занимали воплощения первобытных инстинктов вперемешку с суевериями. Разобраться в происходящем было трудно, основной информацией, которую можно было прочесть, являлись чувства. Сцена с леопардом медленно перетекла в сцену охоты на газель, и волна слепящего охотничьего азарта ударила по невольным свидетелям сна. Потом показалась колонна жертвенного идола, перед которой негр испытывал благоговейный страх, граничивший с ужасом, не дававшим забыть о могучем и злом божестве. Зембабвиец считал, что, если он будет плохо кланяться богу, великий демиург поразит его молнией.
Еще странники видели глазами человека, как шаман племени открывает сезон охоты. На земле вырисовывался силуэт животного, который чернокожие воины поражали под звуки барабана своими длинными копьями.
После этого путешественники вмешались в другой сон, и Кесея предупредила, что, несмотря ни на какие уговоры, этот будет последним.
Им удалось забраться в сны какого-то кхитайского лавочника, торговавшего посудой. Сновидение человека наполнял мелодичный звон, и раскрашивали краски преимущественно светло-синего и оранжевого оттенка. Поведение кхитайца даже во сне отвечало всем правилам этикета: ответить на вежливость собеседника, задать нужный вопрос
Затем верховная дева-брамин велела возвращаться назад, сетуя на то, что они итак уже порядком задержались. Странникам вновь пришлось пройти причудливый мир непонятных предметов, сложенных в беспорядок, который уравновешивали странные законы. Мир сменил разноцветный хаос красок, а его место заняла серая и пустая мгла обыкновенной дремоты.
Конан проснулся. Алекса и ее наставница уже пробудились ото сна. Таллок и Саттар медленно приходили в себя.
Светило утреннее солнце, разбрасывая по земле пучки ярко-желтых лучей. Грузные тучи, словно молчаливая армия, двигались с запада на восток.
Диаса и Исира, покинувшие эфемерное пространство раньше, готовили завтрак. Палач Вало стоял на часах, вглядываясь вдаль. Не проснулась только Алиэль.
Девушка продолжала спать, мягко прислонившись к плечу варвара. Конан, повинуясь внезапному желанию, хотел с силой встряхнуть ученицу Кесеи, чтобы та вернулась в настоящий мир. К чему этой девчонке опасные игры? Зачем ей просторы иллюзий, где царствует проклятый ученик Гипнос-Рена? Киммериец удержался только благодаря тому, что знал, Алиэль его не услышит и не очнется ото сна.
— Кесея, — обратился Конан к верховной жрице. — Ты когда-нибудь рассказывала Алиэль о том, что случилось с Иллани, вздумавшей прогуляться по миру снов в одиночку? Волшебница покачала головой.
— К чему? Страх — плохой помощник в стране сновидений.
— Тогда молись всем богам, чтобы юная чародейка не нашла эту злосчастную обитель. Если она встретится с Шао Луном, ей конец.
— Она справится, Конан, — сказала дева-брамин Сна, но в этот раз ее голос прозвучал менее уверенно. И уж, тем более, он не мог убедить киммерийца, который не видел в этой затее с поиском ирреальной Пагоды Сна ничего хорошего.
Оставалось надеяться, что юная дева-брамин не попадет в ловушку, расставленную коварным колдуном. Надеяться и ждать.
Глава XIII
Степь казалась совершенно чужой областью для дев-браминов. Конан и Таллок, постранствовавшие немало за свою жизнь, могли ориентироваться в голом пространстве почти полностью лишенном растительности. По лицу Вало нельзя было прочесть вообще ничего — огромный вендиец сохранил бы свой бесстрастный вид, даже если бы странники ехали через царство мертвых.
Юноше было интересно, умел ли вообще гигант удивляться.
Лошадей Кесея приобрела хороших — скакуны не уставали за время долгого пути и требовали малого ухода.
Алиэль, прибывавшую в глубоком сне, пришлось уложить на повозку со скарбом. Девушка спала настолько крепко, что не реагировала ни на чей-либо голос, ни смену дня и ночи. Казалось, уже ничто не в силах ее пробудить и она навсегда останется недвижимой, с ее сознанием, запечатанным сном.
Время неспешно перевалило за полдень, и солнце качалось высоко в небе, надменно улыбаясь девятерым путешественникам.