Пагубная любовь
Шрифт:
В три часа утра Симан Ботельо сжал руками голову: она раскалывалась от боли, лоб горел. Он не мог болыше сидеть и повалился назад. Голова его оказалась на коленях у Марианы.
— Ангел милосердия всегда при мне! — пробормотал юноша. — Тереза была куда несчастнее.
— Не хотите ли в каюту? — спросила девушка.
— Сам не доберусь... Поддержите меня, сестра моя.
Он шагнул к трапу, в последний раз оглянулся на башенку. Спустился по крутому трапу вниз, цепляясь за веревочные поручни. Упал на тюфяк, попросил
Утром по вызову капитана явился медик. Осмотрев ссыльного, объявил, что у того злокачественная лихорадка и что, возможно, он умрет по пути в Индию.
Мариана выслушала диагноз и не заплакала.
В одиннадцать часов корабль снялся с отмели. Муки лихорадки усугубились муками морской болезни. По просьбе капитана Симан принимал снадобья, но судороги тут же выталкивали все обратно.
На второй день плаванья Мариана сказала Симану:
— Если вы умрете, брат мой, как быть мне с письмами, что в шкатулке?
Вопрос был задан тоном, на удивление спокойным.
— Если я умру в пути, — отвечал юноша, — вы, Мариана, бросите в море все мои бумаги, все без изъятия; и письма, что лежат у меня в изголовье, тоже.
Переждав приступ тошноты, не дававший ему говорить, Симан продолжал:
— Если я умру, что вы думаете делать, Мариана?
— Тоже умру, сеньор Симан.
— И вы?! Сколько судеб я погубил!..
Лихорадка обострялась. Признаки смерти явственно виделись глазам капитана, достаточно насмотревшегося на то, как умирали сотни осужденных, захворавших этой болезнью во время плавания и лишенных каких бы то ни было лекарств.
На четвертый день, когда судно медленно проходило мимо Каскайса, внезапно заштормило. Корабль отнесло на много миль от берега, и, сбившись с курса на Лиссабон, он потерял управление. После пятидневных блужданий наугад, когда судно было напротив Гибралтара, сломался руль. Сразу же после поломки улегся ветер, успокоилось море, и с лучом денницы родился сияющий весенний день. То было 27 марта, девятый день болезни Симана.
Мариана постарела. Взглянув на нее, капитан воскликнул:
— Такое впечатление, будто вы возвращаетесь из Индии, отбыв десятилетние муки!
— Да, отмучившись... верно, — проговорила она.
К вечеру у ссыльного начался предсмертный бред, и вот что он говорил:
«Домик напротив Коимбры, вокруг деревья, цветы, пташки. Ты прогуливался со мною по берегу реки в задумчивый сумеречный час. Небо сияло звездами, луна серебрила воды. От полноты сердечного счастия я отвечала молчанием на твое безмолвие и клонила голову на плечо твое, словно на плечо матери! Мы словно упали с неба, и с такого прекрасного!.. Твоя подруга умерла... Твоя бедная Тереза...
А что тебе делать с жизнию без той, что сопутствовала тебе в муках? Где сыскать живительные
Расслышав свое имя, Мариана приникла ухом к посиневшим губам умирающего.
— Ты будешь с нами, на небесах мы будем тебе братом и сестрою... И самым чистым ангелом будешь ты... если ты тоже дитя земное, сестра... если ты тоже дитя земное, Мариана...
Переход от бреда к полной летаргии предвещал близкую кончину.
На рассвете светильник погас. Мариана вышла попросить света и услышала предсмертный хрип. Вернувшись, в темноте протянув руки, чтобы нащупать лицо умирающего, она соприкоснулась с пальцами его, которые судорожно сжали ее пальцы и тут же разжались.
Вошел капитан с фонариком, приблизил его к устам юноши; стекло не помутнело.
— Умер!.. — проговорил капитан.
Мариана наклонилась над телом, поцеловала юношу в лоб. То был первый поцелуй. Потом она стала на колени перед койкою, но не молилась и не плакала.
По прошествии нескольких часов капитан сказал Мариане:
— Пора хоронить нашего друга. Ему посчастливилось. Счастье — умереть, когда рождаешься под такою звездой. Ступайте к себе, сеньора Мариана, сейчас придут за покойным.
Мариана вынула из-под подушки связку писем, вынула из шкатулки бумаги Симана. Обвязала всю стопку передником, хранившим следы ее слез с того далекого дня, когда она рыдала перед тем, как впасть в помешательство; сверток девушка привязала к своему пояску.
Тело завернули в простыню и вынесли на палубу.
Следом шла Мариана.
Из трюма принесли камень, один из моряков привязал его к ногам покойного. Глаза капитана увлажнились, а на солдат из охраны погребальный ритуал произвел такое впечатление, что они безотчетно обнажили головы.
Мариана в это время стояла в уголку, следя без всякого выражения, как моряк подталкивает труп, закрепляя камень у него на поясе.
Два человека подняли покойника над поручнями. Раскачали, чтобы забросить подальше от корабля. И прежде чем послышался плеск от падения тела в воду, все увидели, что Мариана прыгнула за борт, и никто не успел удержать ее.
По приказу капитана на воду мгновенно спустили шлюпку, и матросы попрыгали в нее, надеясь спасти Мариану.
Спасти!..
Они видели несколько мгновений взмахи руки ее — но то была не попытка противиться смерти, девушка пыталась обхватить тело Симана, которое волна бросила к ней в объятия. Капитан взглянул туда, где только что стояла Мариана, и увидел передник, зацепившийся за снасти, а на поверхности воды — связку бумаг, которую подобрали моряки, находившиеся в шлюпке. То были, как знает читатель, письма Терезы и Симана.